Юлия Нифонтова - Шиза

К сожалению, Цесарский являл собой ещё и пример того, как хронический юмор переходит в цинизм. Постоянно насмехался, задирал, доводил. Особенно злыми его шутки виделись тому, на кого были направлены, но когда он изгалялся над кем-то другим, то это казалось забавным и даже талантливым. Объектом надругательств Цесарского могло стать что угодно: патологическая Лорина жадность, бесконечный Гапоновский трактат, авангардная поэзия Перепёлкина, Нюсина заторможенность и многое, многое другое.

Но основной задачей Цесарского всегда оставалось одно: не покладая рук, во что бы то ни стало, жертвуя собой, подорвать авторитет «самого старого старосты»! Цесарский запросто мог заявить: «Дед, мурзилку попроще, ты ещё должен помнить Розенбаума кудрявым», или доверительно сообщить Шмындрику: «Знаешь, дедушка Тарас тоже в прошлом передаст». Когда Дед, не выдержав издевательств, взрывался, выходило ещё хуже. Спасаясь от недюжих кулаков, Цесарский со всех ног удирал по длинным училищным коридорам и горланил во всё горло: «Не убивай меня, пердя старая! Не губи ребёнка, педофил! Люди добрые, помогите, за мной гонится пупок с глазами!»

Цесарский обильно раздавал прилипчивые прозвища, но и он не осуществил детскую Янкину мечту, и она опять осталась без творческого псевдонима. Беспардонный Цесарский разговаривал с ней очень вежливо и вообще старался обходить стороной, что не могло не настораживать. «Я, наверное, настолько серая, что даже Цесарский не удостаивает меня своих колкостей!» – грызла она себя. Взращенные с младенчества неуверенность и страх, соткали её характер из тысячи узелков.

Порой Янке казалось, что она симпатичная, особенно когда сильно накрасит глаза и завьёт густые пепельные волосы. Но чаще одолевали моменты острого недовольства собой. Обычно такие состояния наступали во время школьных уроков физкультуры, когда она особенно явно ощущала своё физическое несовершенство по сравнению с более стройными одноклассницами. Не то чтобы Янка была безобразно толстой, но до глянцевого идеала явно не дотягивала. Вот и сейчас по инерции у неё испортилось настроение, хотя спортивный час в художественном училище не имел ничего общего со школьной муштрой.

Группа являла собой настолько пёстрый разновозрастный отряд, что заметить среди этого безобразия Янку, а тем более как-то выделить, было очень проблематично.

Разношерстная команда маялась на крохотном стадиончике в ожидании строгого преподавателя физкультуры Егора Николаевича. О его зверствах в училище ходили легенды. Одной из самых изощрённых пыток считалось его неотступное принуждение несчастных студентов к сдаче норм ГТО девятьсот лохматого года. Но он оказался просто младенцем, по сравнению со своими коллегами-соплеменниками семейства «физрук школьный, обыкновенный». Янка и не таких грозных обводила вокруг пальца. Не осилившая за свою спортивную карьеру ни одного приличного прыжка и забега, она была стабильно обожаема всеми военруками, физруками, включая даже тренеров-тёток. Почему? Для неё самой это оставалось загадкой. Может за округлость форм и подкупающую женственность, столь редкую в мире большого спорта.

Наконец, вдалеке проявился силуэт Егора Николаевича в старинном спортивном костюме времён продразвёрстки, пикантно обтягивающем пивное брюшко.

– Кто это там?

– Николаич Егор.

– Стукни зубами его об забор!» – продекламировал поэтический экспромт подвижный, как мартышка Перепёлкин, успевший облазить все турники и несколько раз преодолеть по собственному почину полосу препятствий, не запыхавшись.

В качестве разминки, осуществляя общение с миром посредством свистка, Николаич Егор изрядно погонял группу по стадиону. Затем, не скрывая скепсиса, стал записывать в бортовой журнал результаты бросков бутафорской гранаты. После каждого выступления очередного гранатомётчика, мэтр становился настолько мрачным, что всем стало понятно без слов, претендентов в чемпионы по метанию бутафорских гранат среди них нет.

Пессимизм тренера приобрёл непоправимый характер, когда Нюся, неудачно размахнувшись, уронила гранату позади себя. Не в силах более терпеть надругательств над физической культурой, Егор Николаевич сослался на необходимость срочной инвентаризации лыжных палок и спешно удалился, в очередной раз убедившись в полной бесполезности людей искусства.

Группе была предоставлена возможность порезвиться на свежем воздухе. Желая продемонстрировать, что есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах, Тарас Григорьевич принялся задорно отжиматься, опираясь на вкопанное до половины колесо.