Владимир Фёдоров - Остров Аграфены

Он посидел еще минут пятнадцать, внешне неторопливо куря, а внутренне невольно напрягаясь: странный звук не исчезал, но и не приближался. Нельзя было различить и слова с мелодией, хотя явственно слышалось – звучит всё-таки песня. Временами создавалось ощущение, что она вообще доносится с ближнего плёса, но просто негромка и поэтому кажется далёкой. «Привал устроили? А может, это перекат? Вода чуть спала, вот он на камнях и «запел». Или расщепленное дерево на ветру? Но ведь ветра-то нет…»

В конце концов любопытство и желание проверить свои предположения подняли Сергея с крыльца во второй раз. Он обул сапоги, прихватил на всякий случай ружьё и зашагал по тропинке, ведущей по-над берегом к мыску, скрывающему плёс.

По мере того, как Сергей приближался к месту, где река делала изгиб и широко разливалась, пение становилось громче. Уже стало понятно, что звучит высокий и чистый женский голос, выводящий чуть грустную и одновременно светлую мелодию без слов. В протяжности и плавных переливах её действительно было что-то и от пения струй, огибающих камни перекатов, и от шелеста крон на ветру, и от перезвона лёгких дождевых капель. Песня эта настолько органично вплеталась в окружающий зелёно-голубой мир тайги и реки, что Сергей невольно поддался её незатейливым чарам и мысленно зауважал неведомую вокалистку. Что же, и среди туристов бывают люди, очень тонко чувствующие природу и её настроение.

Ещё немного – и Сергей определил: звук доносится с берега где-то в начале плёса. Одновременно он подумал и о том, что, пожалуй, неловко вдруг вывалить из леса к незнакомке в такую рань. А вдруг она голышом купается? Да и вообще напугаться может – наверняка же не думает встретить человека в такой глуши. Поэтому, чтобы как-то подготовить таинственную певицу и её друзей, видимо, ещё спящих, Сергей специально наступил пару раз на сухие сучки и громко кашлянул. У берега тут же раздался всплеск, оборвавший пение. «Taк и есть, голышом! В воду сиганула!» Он потоптался на месте, давая туристке время прийти в себя и добраться до одежды, и нарочно громко произнес:

– Не пугайтесь. Я наблюдатель с гидропоста, тут, поблизости. Услышал ваше пение и вышел на голос. Вы так хорошо поёте. Одевайтесь, я подожду.

Ответом ему было молчание. «Видно, точно перепугалась. Своих будит». Постояв ещё немного, Сергей двинулся к берегу. Вынырнув из кустарника на терраске, он удивленно замер – на берегу не оказалось ни палатки, ни лодок, ни даже костровища. И вообще – никаких следов присутствия человека или кого-либо ещё. Внимательно приглядевшись, он лишь заметил, что большой горбатый валун, наполовину торчащий из воды недалеко от берега, густо усеян сверху сияющими каплями. Видимо, с него и нырнула в омут неведомая певица. Или обдала его брызгами, ударив крыльями по воде, поскольку у Сергея сразу же не осталось сомнений в том, что это была какая-то птица. Он хоть и усмехнулся над самим собой, но все же подивился столь полной иллюзии: «Никогда не слышал, чтобы птица так по-человечьи пела! – И тут же опять поиронизировал в свой адрес: – А многое ли ты, горе-следопыт, видал и слыхал в настоящей тайге!? Не зря же слышались только звуки без слов, видимо, птицы их ещё не освоили, а вот воображение у тебя, парень, точно богатое».

Уже возвращаясь к дому, он услышал раз за разом несколько знакомых ударов по воде: «Ага, и акулка наша проснулась. Уж не попала ли ей в зубки нырнувшая птичка? Жалко было бы такую солистку потерять. В следующий раз, если запоет, надо будет незаметно подкрасться… Интересно, кто это? Может, выпь?»

Утреннее происшествие долго не выходило из головы, но к середине дня мысли Сергея всё сильней стала занимать Большая Рыба. Она устойчиво вытесняла неведомую певицу и в конце концов полностью её перевесила. Это было естественным – Сергей готовился к вечернему выходу на лов и наполнялся на его счёт надеждами, как надуваемый детский шарик. Кажется, он действительно нашел способ померяться с «акулой» силой и хитростью. Не берет приманку – и не надо. Есть и другие средства, например, острога. Он вспомнил про неё ещё при деде, но уже после его отъезда отыскал в сарае и тщательно заточил тяжёлый трезубец на длинном древке.

Конечно, орудие было не по сезону – острогой лучат рыбу в тёмные осенние вечера, разжигая на лодке костёр или устанавливая фару и освещая ими сонную рыбу. А сейчас стоят ночи, которые не зря зовут белыми, они почти и не заявляют о себе: так, чуть сгустятся на пару часов сумерки – и всё. Но зато давно не принимавшая в себя дождей река прозрачна настолько, что даже в самых глубоких местах видно до дна без всякого огня. Главное в том, чтобы не спугнуть рыбу тенью лодки…