Эрик Поладов - Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию

– Мой Король, нам в самый конец – произнёс врачеватель.

Пройдя ещё немного, Гильем сдвинул ширму. За ней находились два плотно сдвинутых деревянных стола, на которых лежал последний из больных, кто ещё издавал хоть какие-то вздохи. Перед пациентом стоял ассистент врачевателя, выполняющий, своего рода, роль хирурга. Но он не оперировал тех, кого следовало лечить. Чаще всего ему приходилось вскрывать тела людей, которые ещё не погибли, но и в то же время их трудно было назвать живыми. Он проводил вскрытие ещё живых, и изучал болезнь более подробно, пока жизнь не покинула бренное тело безнадёжного пациента. В его правой руке лежали щипцы, а в левой – нож. На нём весел белый фартук с засохшими пятнами крови. Но это были очень старые пятна. Поверх пятен находились обильные следы полупрозрачной слизи. Из организма заражённых людей выходила некая жидкость, похожая на смесь слюны и гноя. Всё тело больного было покрыто мрачно жёлтым цветом, как и у остальных, что лежали в других темницах, которые впервые были все до единой открыты. Но открытыми они оставались для тех, кто уже не в состоянии их покинуть.

Врачеватель обратился к Королю:

– Милорд, Вы должны видеть, что происходит с их телами.

Гильем попросил помощника приступить к делу. Он положил нож и надел перчатку. В попытке зафиксировать челюсть больного, пальцы хирурга проткнули гниющую кожу, после чего нижняя челюсть отошла, потянув за собой мерзкую слизь. Несмотря на то, что пациент всё ещё был живой, он уже не кричал от мучительной боли. Звуки, что он издавал, скорее, походили на лёгкий скрип дверных петель. Быть может, он и испытывал дикую боль, но узнать об этом было невозможно. Внутри его рта вместо языка оказалось нечто, похожее на переваренный кусок мяса. Положив челюсть на стол, хирург вновь подобрал нож, которым слегка прикоснулся к левому глазу то ли ещё живого, то ли уже мёртвого, что, впрочем, мало беспокоило присутствующих. Медленно сдвигая нож вверх, вместе с ним тело покидал зрачок с половиной глаза, прилипший к холодному клинку, растягиваясь до самого пола, будто слюна рассвирепевшего зверя. Затем, хирург зажал щипцами часть левой ноги в области икроножной мышцы. Конечности щипцов проходили сквозь кожу, как сквозь масло, пока не достигли кости. Далее раздался мягкий хруст, после чего рука лечащего «мясника» без труда сдвигала нижнюю половину ноги, пока она не оторвалась целиком. После этого хирург приставил нож к груди и сделал надрез вдоль брюшной полости. Раздвинув плоть, внутри вместо органов оказалась густая гнойная жидкость тёмного цвета, на поверхности которой виднелась часть скелета, что рассыпался, словно застывший пепел.

– От этой чумы нет вакцины – отчаявшись, произнёс Гильем.

Прикрыв лицо частью своего алого плаща от не выносимого мерзкого запаха, Король приказал жестом руки следовать за ним, направляясь к выходу.

Выйдя наружу, Король произнёс:

– Тела погибших передать их семьям. Привезут новых больных, делайте, что сможете, пока не наступят первые морозы.

– Да, милорд.

После весьма неприятного зрелища, Король вместе со стражниками вернулся в башню.

Тем временем, через несколько минут после ухода Короля, Гильем отправился обратно в лечебницу. Едва он подошёл к ступенькам, как к лечебнице начала спешно приближаться повозка. Гильем смотрел на крестьянку, что вела лошадей, управляя поводьями, и пытался подобрать слова, чтобы описать дальнейшую участь её мужа. Не успела женщина подойти к врачевателю, как подъехала вторая повозка. Её пригнал торговец рыбой с женой. Он впопыхах подбежал к Гильему и в сумасшедшей панике начал просить о помощи. Приблизившись к повозке, Гильем увидел трёх детей: девочку десяти лет, и двух мальчиков, одному из которых было девять, а другому – семь.

– Вы сможете им помочь? – дрожащим голосом с надеждой спросил у Гильема отец детей, чьи жизни отбирала безжалостная болезнь.

Гильем стоял некоторое время без движений, размышляя над тем, стоит ли давать пустую надежду отчаявшимся родителям, и тем самым лишить их возможности увидеть своих отпрысков живыми ещё раз, или выложить всё так, как есть, дабы эти мальчики и девочка могли провести последние мгновения своей жизни с отцом и матерью.

Определившись с ответом, Гильем не успел промолвить и слова, как крестьянка истерически выкрикнула:

– Я приехала сюда раньше, и я вправе первой просить помощи! – Она продолжила кричать, на этот раз в лицо врачевателя, ухватившись за его кафтан: