Владислав Тихонов - Зловещее хихиканье в темноте

Больница, как я уже говорил, была очень старая и очень большая. За четырехэтажным главным корпусом располагались другие корпуса и еще какие-то непонятные больничные постройки, утопавшие в зарослях кленов, карагачей и прочей неопрятной городской флоры. Пробраться через эти джунгли, не лишившись части одежды и волос, было просто невозможно.

Выкрикивая пьяные глупости типа «Фредди Крюгер, ау!», или «а вот и зомби!», мы недолго бродили по темным пыльным коридорам. Вскоре мы с удобством расположились в бывшей операционной на третьем этаже. Помню, какое-то дурное предчувствие кольнуло меня тогда в левый бок. Я не обратил на это внимания. Как выяснилось потом, напрасно.

Уютно расположившись за поломанным операционным столом, на котором, надо надеяться, немало несчастных испустило дух под ножом мясника-хирурга, мы приступили к пиру. Наступившую темноту разгонял свет изготовленных на месте четырех импровизированных факелов. Макс, по обыкновению, вовсю нес какую-то бессвязную ерунду. Помнится, он обещал пристукнуть свою бабку..

…Совсем не помню, откуда он взялся. Я не видел и не слышал, откуда он пришел. Удивительно только, что его присутствие я принял как что-то само собой разумеющееся. Да, он просто сидел рядом с нами – высокий, худощавый, в медицинском халате, заляпанном буро-зелеными пятнами. Я помню, что мне бросился в глаза длинный изломанный шрам, пересекающий пепельное лицо сверху донизу, от лба до подбородка – через нос. В свете факелов его глаза, как бы затянутые пленкой, временами мерцали, словно елочные лампочки. Он сидел среди нас, ничего не говоря, ничего не делая… Оглохший и ослепший вконец Макс все что-то спрашивал у него, девицы болтали наперебой. Голова у меня гудела, как трансформаторная будка, перед зрачками плыли клочья какого-то тумана. Вспоминаю, что перед тем как вырубиться, я поймал на себе взгляд затянутых пленкой, по-змеиному немигающих глаз…

Очнулся я от странного, весьма гадкого звука – будто кто-то размеренно и чинно стучал по пустой кастрюле. Кроме меня, в операционной никого не было. Макс, девки и тот таинственный тип, если только он не был плодом пьяного воображения, куда-то исчезли. На память о них остались одни пустые бутылки и догорающие вонючие факелы. Преодолев земное тяготение, я поднялся с ветхого стула и направился к выходу. О том, что произошло дальше, я вспоминаю с таким ужасом, какой мало кому знаком. Я никогда не баловался наркотой, и потому то, что я тогда пережил, нельзя объяснить галлюцинацией. Психика у меня, во всяком случае до того дня, была крепкой. С похмелья я видениями не страдал.

Выйдя с факелом в руке в коридор, я услышал позади себя тяжелые шаги, сопровождавшиеся довольно фальшивым посвистыванием. Я резко обернулся, и едва не ткнул факелом в морду… тому самому типу со шрамом. Не успел я рта раскрыть, как тот гнусаво произнес:

– Пойдем, твои друзья ждут тебя, – и весьма крепко схватил меня за локоть. Рука у него была сильная, холодная и какая-то мокрая.

– Ты кто? – хрипло выдавил я.

– Санитар, – прозвучало в ответ.

Идиотизм ответа был очевиден – настолько, что я неожиданно испугался.

– Какой еще санитар?! – спросил я, меж тем соображая, где и что делает Макс.

– Санитар больницы. Я здесь работаю. Помогаю врачам.

Мне все стало тут же ясно. Я всегда говорил, что ночные приключения никому не идут на пользу! Предельно сконцентрировавшись, я резко вырвался из противной лапы и обрушил факел на патлатую башку «санитара». Вмиг она исчезла в роскошном фейерверке искр, и вслед за тем «санитар» с утробным рычанием метнулся на меня. У меня не было желания упражняться в единоборствах с этим психом. Рискуя разбить собственную коробку для мозгов, я бросился вдаль по коридору, перепрыгивая через ломаные кушетки, размахивая факелом и вопя «Макс, Макс!!» Повернув за угол, я неожиданно увидел зеленоватый свет, льющийся из-за большой железной двери.

Бросившись к ней, я распахнул ее и…

Огромная комната была залита болотно-зеленым свечением, исходившим от странного длинного светильника под потолком. На большом мраморном столе лежало то, что осталось от Макса. Весело улыбающаяся знакомая голова находилась не там, где ей бы положено находиться. Она покоилась в эмалевой чашке, стоящей на подставке перед странного вида статуей – я не успел ее толком разглядеть. Вокруг стола с максовыми останками орудовали – о, боже правый! Я не знаю, смеяться сейчас или плакать, – четыре в прямом смысле слова скелета в изодранных и когда-то белых халатах. Из-под докторских шапочек свисали остатки мерзких, пропитанных гноем