Михаил Широкий - Бег в темноте

И вот у подножия одной из стен этого дома – не той, где сверкали броские светозарные витрины, а соседней, обращённой к кладбищу, лишённой окон и тронутой лёгкой прозрачной тенью, – друзья вскоре заметили нечто такое, что немедленно приковало их внимание. И чем ближе к ним, по мере продвижения их вперёд, становилось это нечто, тем пристальнее и острее делались их взоры и усиливались беспокойство и тревога, не оставлявшие их все последние минуты и точно искавшие лишь повод, чтобы показать, что странные и загадочные происшествия ещё не закончены и отнюдь не исчерпаны прозвучавшими в ночной тиши криками, что в действительности всё только начинается и самое захватывающее, грозное и пугающее ещё впереди…

Возле глухой боковой стены девятиэтажки они увидели очень высокого – по-видимому, не менее двух метров – человека необыкновенно крепкого, можно сказать богатырского, сложения, облачённого в длинный – по его росту – чёрный плащ-дождевик, закрывавший долговязое тело своего владельца с головы до пят. Широкие, ниспадавшие мягкими складками полы плаща едва не достигали земли и не позволяли разглядеть обувь незнакомца; точно так же скрыта была от посторонних глаз и его голова – на неё был накинут большой, вместительный капюшон, которого, вероятно, вполне хватило бы на две головы.

Однако отнюдь не огромный рост, могучее телосложение и довольно причудливый, явно не по погоде, наряд неизвестного прежде всего удивили и насторожили приятелей и заставили их всё внимательнее приглядываться к нему. Самым удивительным, необычным и внушающим смутную, ещё не вполне осознанную тревогу было совсем другое, а именно – то, что он делал.

Великан в долгополом чёрном одеянии стоял спиной к улице, а потому спутники поначалу не могли разобрать в точности, чем он занят. Они видели лишь, что он, широко расставив ноги, чуть согнув спину и раздвинув локти, то и дело мотает скрытой капюшоном головой, поводит плечами, слегка раскачивается из стороны в сторону и делает порой резкие, порывистые движения то одной, то другой рукой. На первый взгляд могло показаться, что рослый незнакомец находится в порядочном подпитии и, не в силах двинуться с места и даже просто крепко держаться на ногах, исполняет нелепый, довольно забавный для стороннего наблюдателя пьяный танец, обыкновенно заканчивающийся неизбежным, более или менее жёстким соприкосновением с земной поверхностью и глубоким, покойным сном на матери сырой земле, или, как в данном случае, тротуаре.

Но такой вывод можно было сделать лишь после первого, да к тому же брошенного издали, взгляда. Когда же путники приблизились к пешеходному переходу – к тому месту, где от странно одетого и не менее странно ведшего себя гиганта их отделяло лишь пространство проезжей части и тротуара, на котором он стоял, – и увидели его не со спины, а сбоку, их взорам представилась совершенно неожиданная и диковинная картина, заставившая их удивлённо распахнуть глаза и застыть на месте от изумления.

Оказалось, что долговязый тип в чёрном плаще, стоявший на одном месте и в то же время находившийся в непрестанном хаотичном движении, не одинок, как это представлялось спутникам издали. Рядом с ним был ещё один человек – с длинными, всклокоченными седыми волосами и бородой, с тёмным, одутловатым, морщинистым лицом, в грязной, изношенной, кое-где рваной одежде, по виду – бомж. Однако этот человек не стоял на своих ногах и, судя по его вялому, безжизненному виду, был без сознания. Его мощный высокорослый напарник крепко держал его в своих могучих объятиях, оторвав от земли и то и дело встряхивая, тормоша и мотая из стороны в сторону, словно большую тряпичную куклу. Бомж был обычного роста, может быть, немного ниже среднего, и нормального, пожалуй, даже довольно плотного телосложения, но в сравнении со своим колоссальным соседом вполне мог сойти за ребёнка (если бы его истинный возраст не выдавали грубая медно-красная, изборождённая глубокими морщинами физиономия и покрывавшая значительную её часть густая серовато-белесая растительность), за слабое, беспомощное дитя, с которым глупо и жестоко забавляется не очень умный либо не совсем трезвый взрослый, беспощадно тиская, трепля, вертя и так и эдак его обмякшее, податливое, очевидно, уже бесчувственное тело. Поэтому приятели поначалу и не смогли его разглядеть – он попросту терялся в объятиях чёрного исполина, точно слившись с ним в единое целое.

В первые мгновения, едва лишь увидев эту причудливую, казалось, сцепившуюся намертво пару и ещё не разобравшись как следует в происходящем, приятели, как будто успокаивая себя и не решаясь поверить во что-то слишком скверное, сочли, что явившееся их глазам любопытное зрелище – это, скорее всего, обычное, банальное выяснение отношений между повздорившими, чего-то не поделившими собутыльниками, в ходе которого один из них, неизмеримо более крупный и сильный, без труда одолел пожилого, мизерного по сравнению с ним соперника, причём, увлёкшись и немного не рассчитав своих сил, так измочалил и замордовал его при этом, что тот, по-видимому, находился уже при последнем издыхании, о чём красноречиво свидетельствовал его жалкий, весьма потрёпанный вид.