Михаил Широкий: Куколка

Они встретились случайно. В центре города, в субботу, около полудня. Был прекрасный июньский день. Небо было ясным, безоблачным, солнце – ярким, но не жарким, заботливо обливавшим землю мягкими, будто ласкающими лучами. Если там, где не было тени, и припекало порой немного, то этот недолговечный зной почти сразу же разгонялся то и дело налетавшим лёгким освещающим ветерком, приятно холодившим лица прохожих, широкой безбрежной массой двигавшихся в разных направлениях по просторному тротуару. Не менее плотный автомобильный поток тёк по обширной проезжей части, оглашая окрестности не стихавшим ни на секунду густым монотонным гулом, из которого периодически вырывались то приглушённые, то пронзительные звуки сигналов.

– Привет, Денис.

– Привет, Влад.

Они пожали друг другу руки и мельком взглянули один на одного. И, несмотря на мимолётность этого взгляда, тут же сумели различить сквозь дежурные улыбки, как по команде появившиеся при встрече на лицах у обоих, некоторую напряжённость и хмурость, сквозившую в чертах и одного, и другого. Оба, по-видимому, были чем-то недовольны, озабочены, таили в себе что-то не слишком приятное для них, то, чем совсем не склонны были делиться даже с близкими приятелями, каковыми они являлись.

В результате после взаимных приветствий повисла не очень ловкая пауза. Они отвели взгляды друг от друга и принялись рассеянно озираться кругом, без всякого интереса глядя на прохожих, нескончаемой беспорядочной вереницей проплывавших мимо, на проносившиеся чуть поодаль, притормаживавшие на пешеходных переходах и снова мчавшиеся дальше машины, на выстроившиеся вдоль дороги ровной, уходившей вдаль шеренгой невысокие каштаны, увенчанные пышными тёмно-зелёными кронами, на вздымавшиеся по другую сторону тротуара массивные высотные дома, на первых этажах которых располагались многочисленные магазины самого различного профиля, от продовольственного до книжного, куда беспрерывно входили и откуда так же беспрерывно выходили, кто с покупками, кто без, бесчисленные посетители.

Наконец, видимо вдоволь насмотревшись на довольно однообразный уличный пейзаж и сообразив, что молчание чересчур затянулось, Влад, стройный, крепко сложённый шатен с красивым нагловатым лицом, на котором выделялись большие холодноватые ярко-голубые глаза, самоуверенно и цепко, с хищным прищуром, как на что-то принадлежащее лично ему, смотревшие на всё и всех вокруг, мотнул головой, будто стряхивая не совсем свойственную ему, тяготившую его задумчивость, и с лёгкой усмешкой обернулся к приятелю.

– Ну, чё молчишь-то, дружбан? Как делишки?

Денис, также поневоле отвлёкшись от своих дум, чуть скривился.

– Да никак. К экзамену вот готовлюсь. Как и все.

Влад, по-прежнему с насмешливым видом, кивнул.

– Экзамен – это хорошо. Это нужно. Что может быть важнее высшего образования? Особенно в наше время… А что за экз?

Денис, будто забыв название экзамена, к которому он, по его словам, готовился, на мгновение заколебался и лишь чуть погодя, да и то как-то нетвёрдо, словно не вполне уверенный, тихо проронил:

– Отечественная история.

Влад в притворном восторге закатил глаза.

– О-о, история! Тем более отечественная. Я всегда тащился от неё, ещё в школе. Это, если хочешь знать, вообще самый важный предмет. Важнее всех остальных, вместе взятых. А знаешь почему? – Он поднял палец вверх и, чуть понизив голос, будто раскрывая тайну, с расстановкой произнёс: – Потому что без знания истории у нас не может быть будущего. О как! – И, не выдержав этой ложной значительности, очевидно пародировавшей кого-то из преподавателей, тут же прыснул и залился смехом.

Который, правда, оказался недолгим и, как показалось Денису, не очень искренним. И оборвался так же внезапно, как и возник. После чего Влад заметно помрачнел и, наморщив лоб и поджав губы, вновь обратил блуждающий взгляд вдаль, поверх голов бесконечной чередой двигавшихся рядом, куда-то спешивших или, наоборот, никуда не торопившихся, просто прогуливавшихся в погожий летний денёк людей.

Опять установилось молчание. Приятели вновь глазели по сторонам и точно избегали смотреть друг на друга. Как будто им нечего было сказать один другому. Или, вернее, как если бы, несмотря на многолетнюю дружбу, они вдруг ни с того ни с сего застеснялись один одного, словно чужие, впервые повстречавшиеся люди, которым нет никакого дела одному до другого, которые тяготятся друг другом и думают лишь о том, как бы поскорее прервать ненужное им обоим знакомство и разбежаться в разные стороны, чтобы никогда больше, даже ненароком, не свидеться.