Юля Ламичева - Похититель тел

А Вадим – молодчина, без него с Машиным характером тут было бы кромешное поле боя. Наверно, Вадимов секрет усмирения буйной половины заключался в полной невозможности с ним, Вадимом, воевать, с тем же успехом можно было скандалить с подушкой. Что ж, некоторым нравится пинать подушки.

Она живёт в пустыне среди бедуинов, её дом – шатёр из козьей шерсти. У неё свой беговой верблюд и барашек редкой породы, одиннадцать кошек и охотничья собака. Часто уезжает в пустыню в мужской компании, на соколиную охоту, на бега, ходит по верблюжьим рынкам, где торгуют суданцы. Она – фотограф. Бывает, проводит ночь одна среди песков или снимает толпу пакистанцев без помощи танка. Её фотографии можно встретить на самых известных фотостоках, с ней сотрудничают журналы, и недавно о ней сняли фильм. Маша часто рассматривала её фотографии в разделе «Лучшие работы National Geographic».

«Вот чего себя за хвост дёргаю?», – Маша, хлопнула крышкой ноутбука и уныло огляделась. В спальне, большую часть которой занимала кровать, было уютно, как и пятнадцать лет назад. Всё то же любимое покрывало из козьей шерсти, из Африки (на нём Маша сейчас лежала). Покрывало привёз дед, Ленинградский, дипломат и путешественник. Маша выросла среди вещей, привезённых дедом со всего света, и среди вещей, привезённых папой и мамой со всего Советского Союза. Среди скульптур, картин, нот и книг на четырёх иностранных языках (из которых Маша понимала один, на уровне школьной программы).

Бабушкины картины на стенах не висели, – местной бабушки, не Ленинградской, – та картин не писала, а помогала мужу в его работе. У местной бабушки мужа не было, поэтому она написала безумное количество картин. В детстве папа тактично объяснил Маше, что работы людей, не получивших художественного образования, называются «наивным искусством», среди них встречаются интересные, более того, талантливые, но бабушкины натюрморты и морские пейзажи к числу таковых не относятся. Что, разумеется, не мешает бабушке Тоне оставаться интересным творческим человеком. Маша с бабушкой Тоней была слабо знакома, папа считал бабушку Тоню излишне экзальтированной и редко приглашал в гости.

Впоследствии Маша основательно перерыла в бабушкино наследство, желая повесить что-нибудь, например, в столовой. Ведь так несправедливо выбраться из степного села в какой ни на есть город, отдавать живописи каждую минуту, не занятую работой в библиотеке и ращением страдающей нервными припадками дочки-поэтессы, а потом всем плевать. Увы, даже необременённая художественным образованием Маша поняла, что вешать нечего, хотя бы из-за плесени. Плесень – отговорка не хуже прочих. Но сжечь холсты на заднем дворе рука не поднималась, так они на чердаке и остались. Мама хотя бы писала стихи, хранившиеся у папы в шкафу и много места не занимавшие. Маша пробовала их читать, но поэзия ей никогда не нравились, а мамины стихи к тому же были откровенно сумасшедшими. Сумасшествие бывает интересным, но не в мамином случае.

Зачесался нос, потом глаз. Маша расчихалась, нащупала платок, высморкалась, ещё и ещё. Приступы насморка мучали её третий месяц, не помогло даже необычно жаркое лето, а сейчас, когда вечера стали прохладней, она и вовсе изнемогала.

– Маха, как ты ухитряешься простужаться на ровном месте? – кресло развернулось спинкой к монитору, Вадимом к кровати. По стёршемуся орнаменту на козьей шерсти запрыгали блики компьютерного мира гоблинов и эльфов, где Вадим проводил вечера.

– Вирусная база обновлена, – сообщил Машин ноутбук.

Вадим прыснул.

– У меня вазомоторный ринит, а не вирус, – неприязненно отозвалась Маша. – Елена Яковлевна считает, что моя нервная система не справляется с постоянным стрессом.

– Ну какой, какой у тебя стресс, Мах? – простонал Вадим, успевший пожалеть, что легкомысленно напомнил о своём присутствии.

Он редко нервничал, так как не видел в этом пользы. И не болел, потому что его родители вылечили всех детей впрок ещё во младенчестве. Отец Вадима заведовал городской больницей, Елена Яковлевна, его мама, была главным педиатром города. Болеть при таких родителях значило подрывать репутацию семьи, и наказывалось невкусными лекарствами, процедурами и постельным режимом. Собственных детей Вадим максимально оградил от бабушки с дедушкой, дав им возможность кашлять, сморкаться, подхватывать ветрянку и потеть, сколько вздумается. А теперь он с ужасом замечал, как жена зачастила к свекрови, причём всякий раз возвращается с пачками таблеток.