Юля Ламичева - Похититель тел

В самолёте истомлённый страхами Тёма заснул, в чём ему помогло явно страдавшее застарелым недосыпом Морино тело.

– Вставай давай, прилетели, – насморочный голос Моры за шиворот выхватил Тёму из беспамятства. Некоторое время он сидел, не решаясь шевельнуться – ну как Мора уже не только левой рукой владеет, но и, например, ртом? Выхода, однако, не было, – не дожидаться же, пока стюардесса докопается, – так что Тёма рискнул открыть глаза. Мора вниз головой свешивалась из отделения для ручной клади, зрелище, ради которого просыпаться точно не стоило.

– Что ты там делаешь? – спросил Тёма прежде чем понял, что, возможно, не хочет получить ответ на свой вопрос.

Мора расплылась в довольно ухмылке.

– Я всюду помещаюсь и просачиваюсь, представляешь! Пока ты дрых, я смоталась в багажный отсек, полазала по чемоданам, в основном фигня, но в одном очень даже ничего вещи. А знаешь, какой шарфик в сумке над тобой? Няшка! Жаль, что всё сквозь пальцы проходит, или наоборот, пальцы через всё… Короче, духом быть классно, особенно если настоящим духом, который совсем к телу не привязан, но спереть ничего не получается, вот это реальная засада.

Город Севастополь навалился жарой с лёгкой примесью осени, оглушил морским воздухом и цыганками в туалете, протащил сквозь толпу преследующих обрывки лета туристов, порадовал барскими обшарпанными особнячками и коллекцией разномастных автобусов.

Трясясь в одном из них между горами и морем, Тёма сообразил, что так и не выбрался в отпуск. Собирались на фестиваль в Сербию, но Ане приспичило делать ремонт. Валерка с Костиком сказали, что у неё включились биологические часы: вьёт гнездо. Тёма дружил с Валеркой и Костиком со школы, оба были женаты. «Верь мне, у вас дело идёт к размножению, – авторитетно вещал Валерка, отец близнецов. – Некоторые бабы заводят котов или таких волосатых слюнявых собак, верный признак. Но ремонт тоже сигнализирует». Тёма вспомнил, как последнее время не любившая животных Аня начала поговаривать о котёнке. На следующий день он сбежал к маме, но фестиваль к тому времени прошёл, лето тоже, а отпускную заначку сожрал ремонт.

Зато сейчас Тёма хорошо так в отпуске, надолго. Он машинально потянулся в карман за платком, вытереть пот, но нащупал девичье бедро – Мора могла считаться признанным чемпионом мира по переодеванию в туалетах, так что теперь на Тёме болталось нечто вроде бабушкиной комбинации поверх снятой с неё же кофты в крупный горох. Тёма настоял только на кедах: то, что Море нравилось выпендриваться в розовом кошмаре на платформах, ещё не значило, что Тёма был обязан и дальше бороться со здравым смыслом за поддержание равновесия на стёртых в мясо ногах с рюкзаком тряпья на закорках.

***

Отчаявшись заехать на торчащую из моря скалу по лучу солнца и вволю набалансировавшись вдоль края пропасти, водитель решил дать жизни шанс и пригнал покусанный временем автобус в место назначения. Тёма выполз последним (проклятый рюкзак застрял в проходе) и влюбился. С первого взгляда, да, как в мультике. Вероятно, вокруг его головы запорхали сердечки. Мора их, впрочем, не заметила.

– Чего застыл? Да, не Москва. Тут у нас в смысле транспорта, кто без машины, ходят пешком, поэтому вперёд, дорогой.

О том, что можно любить город, Тёма читал, но полагал художественным преувеличением. В силу финансов великим путешественником он не являлся, кое-где побывал, но через неделю начинал скучать. Не по Москве, а по годами отработанной рутине, включавшей Москву, квартиру, маму, посиделки с приятелями, ленивые бродилки по интернету, мысли ни о чём. И надо же, чтобы именно сейчас, когда жизнь подходила к концу, он оказался в месте, где с удовольствием мог бы эту жизнь провести.

Улочки петляли, как вздумается, взлетая в гору и устремляясь, очертя голову, в тупик с прикованным столетним дамским велосипедом на гигантских колёсах. Каменные стены образовывали выпуклости и ниши в самых неожиданных местах. В открытых окнах виднелись истлевшие до Тёминого рождения абажуры с кистями и кружевные вязаные занавески. За окнами громко ужинали, смотрели телевизор, где-то играло пианино. Звуки домашней жизни вылетали на улицу, мешаясь с шарканьем ног о булыжники и голосами прохожих. Разномастные облупленные двери топорщились табличками с фамилиями жильцов. Цветы свешивались из-за стен яркими гроздьями, а пахли так, что хотелось бросить рюкзак и, забыв о стёртых ногах, как в детстве бежать к подразумевающемуся за каждым поворотом морю – купаться. На крошечной площади торговали кукурузой, пиццей и светящимися шариками. Дети кидали шарики об мостовую, отчего площадь смахивала на волшебный калейдоскоп – игрушку с цветными стёклышками, разбитую Тёмой во времена, когда бритьё казалось привилегией взрослых, а не нудной повинностью. На тумбе стоял бронзовый ангел с мечом из «Звёздных войн», когда в блюдечко кидали монету, он раскланивался и менял позу. Дед без руки пел на незнакомом Тёме языке жалостную песню, аккомпанируя себе на аккордеоне. Возле книжного магазина, смешно задрав лапы, спала толстая белая собака.