Джанні Цюрупа - Сказка города Жє

А вот самый тяжелый и правда был «всмятку»: оказался между капотом ланоса и фонарным столбом. Олег как-то застыл, но не тормозил: давал, что просили, и не путался под ногами. Потерпевший корчился насаженным на булавку жуком, и не было возможности его вытащить: стоит ланусу сдать назад, скорее всего, внутренности вывалятся на заплеванный газон. Изо рта шла, пузырясь, кровь, руки шарили по капоту, оставляя мутные полосы, наверняка сучил он ногами и точно обмочился. Воняло страшно, как на скотобойне.

Потерпевший не кричал, он хватал ртом воздух, булькая и хрипя. Сквозь длинные, спутанные, невнятно-седые волосы видно было, как вращаются белые глаза.

Дмитро Володимирович вогнал ему укол в предплечье, Олег отметил на память: потом спросить, что именно.

– Ждем ментов, – сквозь зубы процедил врач.

Водитель принялась тоненько подвывать, по-прежнему не шевелясь. Олег оценил диспозицию и сунулся к ребенку. Девочка, конечно, была в шоке, звала и звала маму, сидевшую прямо перед ней. Потрепал по коленке:

– Сейчас, сестренка, сейчас и тебя вылечим, и маму твою. Все будет хорошо.

– В з-з-зеркале, – стуча зубами, выдавила из себя девочка, – з-з-зеркало рж-жавое! Мамааааааа!

Олег на всякий случай глянул на зеркала заднего вида – обычные стекла, кровь на них как-то попала. Вот и мерещится… да что там, даже ему мерещится, будто эти ржавые потеки шевелятся, пульсируют тошнотно.

Завывая сиренами, прикатила детская бригада, с ней – реанимация, подъехали наконец-то патрульные. Реаниматологи занялись умирающим у столба, детская – девочкой, а Дмитро Володимирович просунулся в салон, померил длину шеи водителя, застегнул на ней воротник, при помощи перехватившего Олега аккуратно вынул дамочку, избавив от необходимости смотреть на дело рук своих.

Тут к ней сунулись менты. Олег одного узнал – Сёма из его двора, сперва воевал, потом подался в полицию, на патрульного. ДАИшников еще не было, Скорая могла их не ждать, а вот патрульные почему-то хотели опросить тех участников ДТП, кто еще мог разговаривать. Насколько понимал Олег, не их юрисдикция, хотя хрен разберешься после этой реформы.

Сёма был чуть старше его, на голову ниже, квадратный, рубленый, наглый. Сунул руку, выплюнул окурок, и набросился на водителя с расспросами: пила или нет, как долго права, а не кололась ли? Женщина отвечать не могла, и Дмитро Володимирович мягко ментам намекнул, что ей в больницу надо, вот, запишите, куда везем: в центральную городскую – и приходите потом.

– Да чего приходить, – Сёма подмигнул Олегу. – Вишь, доктор, кого по столбу распидорасило? Это ж Жека Гашенный, первый нарик на районе. И алкаш заодно. Если ваша дамочка трезвая была – никакого дела не будет, достал он всех. Из-за таких придурков страна в жопе. На передовой кто не синячил – тот кололся, а были бы нормальные – мы бы победили быстро, без этой сраной дипломатии. Я бы таких отлавливал – и в биореатор. Чтобы молодежи правильный пример подавать.

– Человек же, – Олег зачем-то посмотрел на Жеку Гашенного.

Взгляд пострадавшего сфокусировался на лице фельдшера, вращение глазных яблок остановилось. С трех метров Олег видел, как пульсируют его зрачки, сужаясь и расширяясь, в такт пульсу или вытекающей крови, в такт судорожному дыханию. А это точно наркоман и алкоголик Жека дышит, или через его легкие, через него прокачивает вонючий воздух места происшествия мир, отрастивший Жеку как некий орган?..

– Ты чего, в обморок падать собрался? – спросил Сёма откуда-то. – Док, тут твоему салаге плохо!

…руку, например, и эта рука сейчас цеплялась за бытие, за возможность существования, и нащупала в слепых своих поисках Олега, и схватила его, в агонии сжимая пальцы все сильнее.

– Помоги, – без интонаций подумал умирающий наркоман.

Вокруг них вихрем носилось что-то мелкое и серое, будто обрывок печного дыма, и скулило в панике. Чем – помочь? Как – помочь? Тут же реанимация, если есть шанс – то… Но врачи казались камнями – недвижимыми и никогда не бывшими живыми: они застыли и отодвинулись.

– Тогда возьми.

Рядом был кто-то еще, видящий и слышащий. Олег не мог осмотреться, но чувствовал напуганное присутствие маленького человека – девочки со сломанной рукой.

Как брать, что брать? Руки умирающего все еще шарят по капоту ланоса – только не вишневого, а ржавого, покрытого шевелящейся коростой. В них ничего нет. Растопыренные пальцы – куриными лапками из лавки на углу: берите, обжарить – лучше нет закуски под пиво. На выдохе из Жеки Гашенного вырывались облачка тончайшей охряной пыли, оседали на траву, неподвижных врачей.