Денис Вонсаровский - Домовой

Вдруг шериф своим цепким слухом ухватил какую-то возню сзади. Не вставая с корточек, он резко повернулся, чтобы взять подонка на мушку, кем бы тот ни оказался, – и тут его в лоб с хрустом ударил бильярдный шар, вылетевший из-за коробки с вещами. Выронив револьвер, он повалился навзничь и сжал руками голову. Тем временем по полу застучали шажки – от той самой злосчастной коробки к поверженному Каллахану.

Боль была жуткая. Казалось, под черепом у шерифа случился натуральный ядерный взрыв. Все мысли разом сдуло ударной волной, а световая вспышка даже ослепила его на несколько секунд. Внезапно в шею ему впилось что-то тонкое, обхватило жгучей петлёй и затянулось так туго, что стало невозможно дышать. Что-то? Струна, чёрт возьми! Вторая струна, которую убийца сдёрнул с гитары.

Надо отдать должное нашему несчастному герою, при всей кошмарности положения он не растерялся. Одной рукой он попытался освободиться от удавки, а другой схватить подонка. Но рядом по-прежнему не было ни одной живой души, и его скрюченные пальцы всё время цеплялись лишь за обычный воздух.

Как он ни силился, проклятую струну никак не получалось ни сорвать, ни снять, ни хотя бы ослабить: слишком уж крепкий был узел. Силы быстро покидали Каллахана, вскоре он повесил обмякшие руки и высунул онемевший язык.

В голове у него по-прежнему рокотало, хоть уже и слабее, однако больше это не имело значения. Он лежал на боку и смотрел вперёд потухавшим взглядом. А прямо перед ним стояло какое-то человекоподобное создание, невысокое, от силы фута три, то есть метр без кепки. Но самое главное, оно было совершенно прозрачным, как воздух. Шериф видел его, во-первых, потому что в разных местах оно было измазано ещё не высохшей зелёной краской, а во-вторых, потому что теперь оно не пряталось. Он с трудом поднял непослушную ладонь, но его восковые пальцы прошли сквозь загадочное существо, как через всё тот же воздух. Живой мираж неподвижно стоял рядом, пока человек умирал. В любых других обстоятельствах у Каллахана прожужжал бы целый рой мыслей от такого странного зрелища, но не сейчас. Больше всё это не имело вообще никакого значения. Как и он сам.

Все три трупа на следующий день нашёл помощник шерифа Смитти. Обнаружив своего посиневшего шефа на чердаке, он пулей вылетел из дома, ткнулся коленями в газон и исторг из желудка всё его обильное содержимое, которое сидело в нём ещё со вчерашнего праздника. Так и не решившись вернуться внутрь, помощник по рации вызвал коронера, попросил прислать полицию штата и, само собой, ребят из ФБР.

Орава экспертов тщательнейшим образом изучила тела и обследовала весь дом от чердака до подвала. И что же они нашли? А дырку от пончика или даже, если по-нашему, целый мешок дырок – без бубликов. Конечно же, всевидящее око, вернее, всеувеличивающая лупа замирала над зелёными отпечатками крохотных ладоней, и не раз. Да только впоследствии поиск по базе преступников, в том числе малолетних, ничего не дал. Ответственные власти, естественно, не умыли руки – и опечатали дом с официальной формулировкой: «До выяснения дальнейших обстоятельств».

Так и стоял этот дом, пустой и зловещий, пока примерно через год в нём не случился пожар. Огонь уничтожил решительно всё за исключением мрачного фольклора, который вместе с дымом и пеплом разлетелся по всей округе. Поговаривали, что в бывшем доме Пиккенсов жил демон и кто-то из добрых обывателей решил избавиться от него – вместе с домом. Некоторые всерьёз полагали, что это сделала мисс Фицджеральд, да только никто не решался сказать ей это в лицо. Во-первых, избегали ворчливую старушку, а во-вторых, она бы всё равно ничего не услышала. Через пару лет мисс Фицджеральд скоропостижно отдала душу Иисусу, нечаянно прихватив с собой любимую болонку, на которую рухнула в этот драматический момент и из которой вышибла совершенно весь дух вместе с последними зубами. Так и остались без ответов извечные вопросы: кто на самом деле был во всём виноват и кто именно что сделал?

Но я-то знаю, кто виноват, да и вы наверняка догадались. Это домовой. Всем известно, что домовые – добрейшие создания, которые живут за печкой, или на печке, или под печкой, или в печке, это уже кому из них как удобней. Но и гнев им не чужд. Не буду утомлять вас подробностями о том, почему домовой Пиккенсов так жестоко поступил с храбрым шерифом и своими чудными хозяевами – в слове «чудными» ударение ставьте как вам по душе. Суть не в этом.