Страничка была просто оформлена. Фотография Андрея в черной рамке висела посреди пустынного белого поля, а под ней внизу были прощальные слова трех десятков людей. Корби промотал их все и набрал в окошке формы свой текст.
«Ты не умер, — написал он, — ты продолжаешь свой путь. Дорога уходит вдаль. Над ней восходит солнце. И я верю в то, что все мы сделали правильный выбор. Спасибо тебе, друг».
Корби допечатал последние слова и несколько долгих секунд смотрел на то, как выглядит его послание. Он подумал, что те, кто не знал Андрея, сочтут его сумасшедшим, но это было неважно. Он отправил сообщение и закрыл глаза. Мысленно нашел своих друзей.
Ник уже встал. С банкой энергетика он сидел за компьютером и просматривал написанные за вчера программные коды. Он собирался поступать на математический.
Ара лежал в постели. Он уже не спал, но еще не открыл глаза. Его взгляды сильно изменились за прошлое лето, и он пошел учиться в семинарию. Правой рукой он прижимал к себе учебник богословия, а левой обнимал очередную возлюбленную.
«Я, наконец, написал на сайте Андрея, — подумал для них Корби. — Будет здорово, если вы прочитаете».
«Хорошо», — ответили друзья.
Корби встал из-за компьютера. «Тот, кто мне снится каждую ночь, не совсем я, — подумал он. — Он прошел через холод, одиночество и боль, которых не выдержит ни один человек. Он странствовал через темные вселенные и нашел места, где пребывают неспокойные души и тени. Он учился у них. А мне теперь предстоит учиться у него».
Он оглянулся и посмотрел на две гитары, который стояли на своих подставках у стены. Одна — Ирина. Другая — его. Теперь и уже навсегда. Модель IBANEZ GRGR121EX BLACK NIGHT. Он называл ее просто «Черная ночь». Под струнами на ее грифе были наклеены маленькие желтые листья.
«Скоро нам с тобой предстоит выйти на сцену, — обращаясь к гитаре, подумал Корби, — с нашей первой собственной песней». Он уже знал, как она будет звучать. Они все знали.
На мгновение ему показалось, что листья на грифе гитары кружатся, как кружились опавшие листья над тропой, ведущей через мост к охотничьим угодьям «Белая Запь». И на мгновение Корби снова ощутил, как склизкая рука из призрачной плоти с болью вытягивает что-то у него изнутри.
* * *
Ира смотрела, как он идет к ней, озаренный алыми лучами солнца. Растрепанные черные волосы. Солнечные зайчики на белой коже. Он был гибким, тонкокостным, таким красивым. Он улыбнулся ей, но оставался странно серьезным и сосредоточенным. На мгновение он остановился, словно прислушиваясь к чему-то. Его бледное, целеустремленное лицо теперь было повернуто к девушке в профиль. «Ангел или эльф», — подумала она. Озноб охватил ее всю, с ног до головы — даже пальцы, щеки, кожу под волосами на голове. Она не шевелилась, почти не дышала. Она поняла, что хочет его, но не могла нарушить то, что происходило у нее на глазах. Она стала скованной и беспомощной.
Корби наклонился к ней и поцеловал. Она приподнялась на кровати, подалась ему навстречу, скользнула руками вдоль его тела. Оно было очень холодным, как будто в нем все еще находились частички той ледяной стекловидной мерзости, которая висела между ним и Андреем. На какое-то мгновение она испугалась за него и за себя, но потом почувствовала, как напрягается его плоть, и забыла об этом, забыла обо всем.
* * *
Обычный день, обычный визит на кладбище — Корби уже не смог бы сказать, какой именно по счету. Дул ветер — свежий, порывистый, влажный. Небо пахло грозой.
Корби увидел лист издалека. Он сразу понял, что именно видит. На секунду его захватили воспоминания — о том, как листья появлялись прежде, о предупреждении Андрея в их последний разговор. Он осторожно подошел.
Лист, казалось, только вчера упал с дерева. Кленовый, желтый, с красной сетью прожилок. Поверхность перекладины под ним была чистая и мокрая. Исчезла пыль и паутинки. Зато появилась вода. В каждой капле — отражение неба и солнца.
Лист слегка трепетал на ветру, но не улетал. Его сорвал шторм-листобой. Его принесло сюда бурей, прибило к камню дождем. Он отжил свой век и закончил свой путь. И все же он шевелился, приподнимая один из уголков, тянул к небу свои остроконечные руки. Он пропитывался солнцем, прежде чем окончательно умереть.
И еще на мокрой поверхности камня лежал второй лист — только не кленовый, а бумажный. Неопрятный, желто-серый, вырванный из старой ученической тетради. Немного помятый. На нем — синие ряды рукописных строчек. Почерк неровный. Многое перемарано.
Читать дальше