Татьяна Корсакова - Сердце зверя

– Она будет длинной, твоя безрадостная жизнь. – Кончик серебряной косы, которой еще минуту назад игрался котенок, погладил Августа по щеке. Прикосновение было… скользким, неприятным, но вполне терпимым. Оказывается, к нежити тоже можно привыкнуть. – Те, кто отмечен серебром, обычно живут долго, дольше обычных людей.

– Значит, мне некуда спешить. – Он улыбнулся, и албасты улыбнулась в ответ, обнажая острые зубы. – Я хочу, чтобы он мучился. Чтобы все они мучились.

– Так и будет, человек. Я чувствую твою боль и твою ярость, я помогу. Если попросишь.

– Злотников мой, – повторил он с нажимом.

– Я найду себе другие забавы. – Албасты качнулась и вдруг очутилась снова на лежаке. – Скоро на острове будет очень много людей.

– Ты не должна их убивать.

– Почему?

Прежний Август сказал бы, что убивать людей плохо, но Август нынешний произнес другое:

– Потому что, если начнут погибать люди, Злотников испугается и сбежит с острова.

– А если люди станут всего лишь исчезать? – Албасты снова улыбнулась, на сей раз улыбка ее была снисходительной. – Ты слишком плохо обо мне думаешь, человек. Я не-живу уже так долго, что научилась справляться со своими желаниями.

– Но Анечка…

– Я не хочу рисковать. Это не случайный человек, это моя девочка, плоть от плоти, кровь от крови. И зов крови очень силен. Для такой, как я, это настоящее проклятье. Айви знала. Девочка должна подрасти прежде, чем я смогу с ней встретиться. А пока она растет, мы с тобой можем развлечься. Все-таки какая удивительная кошка! – Албасты обернулась, посмотрела на котенка. – Она меня не боится.

– А должна?

– Крысы боятся. – Албасты пожала плечами. – И волки тоже.

– А птицы?

– Птицы – это другое. Птицы провожают души в Нижний Мир, им незачем бояться таких, как я.

Ко встрече со Злотниковым Август подготовился. Не пил, чтобы не утратить ясность мышления, чтобы не глушить терзающую душу боль, а, наоборот, заточить до остроты клинка. Специально переодеваться не стал, надел рубаху, на которой уже появились свежие пятна. Сумасшедшему гению дозволены слабости. Перед тем как отправиться к замку, подошел к памятнику. Каменная Евдокия стояла над самым обрывом, скрестив руки на груди, смотрела в небо и улыбалась. Улыбка ей очень шла, делала еще моложе, еще красивее.

– Уже скоро, Дуня. – Август погладил каменную ладонь. – Сегодня он возвращается. Я знаю, ты бы не одобрила, но я так не могу. Нет в моей жизни больше никакого смысла. И, знаешь, я никогда не стану таким, какой была ты. Жертвенность не в моей натуре, любимая.

К каменным ногам он положил цветы, синенькие вперемешку с беленькими. Евдокия их любила и даже рассказывала Августу, как они называются, но он не запомнил. Тогда это казалось ему неважным.

А замок тем временем уже был готов к встрече с хозяином. На пристани шеренгой выстроились слуги. Август насчитал десять человек во главе с Эммой Витольдовной. По такому торжественному случаю пани Вершинская сменила скучное серое платье на не менее скучное коричневое, но с кружевным воротом, и стала похожа на престарелую гимназистку. На Августа она посмотрела сквозь презрительный прищур, едва заметно кивнула и поманила пальцем. Становиться в общий строй он не стал – не дождутся! – остановился у одной из сосен, привалился спиной к ее шершавому, нагретому солнцем стволу, запрокинул лицо. В переплетении ветвей было видно небо, а стоило опустить голову чуть ниже, и взгляду представала свинцово-серая, идущая мелкой рябью вода озера и черной кляксой на горизонте корабль, видать, Злотников побрезговал лодками.

Сердце забилось быстрее, засбоило, и дышать стало тяжело. Август расправил плечи, заставил себя успокоиться. К этой встрече он готовился много месяцев и не допустит ни единой ошибки. Если придется, станет унижаться, просить своего врага о милости, лишь бы Злотников оставил его на острове.

Пани Вершинская тоже смотрела вдаль, козырьком приложив ко лбу узкую ладонь. Поза ее выражала нетерпение.

– …Она сказала, будет весело, – послышался за спиной хриплый голос.

Август обернулся, рядом, всего в шаге от него, стоял юродивый Гришка, мял в огромных лапищах картуз. Он так же, как и сам Август, прикипел к острову, сделался его частью. Гришку пробовали гнать, но он всегда возвращался, и к его молчаливому присутствию привыкли, нагружали черновой работой, подкармливали.

– Экономка? – спросил Август, думая о своем.