Джеймс Герберт - Святыня

— Вы пошли туда вместе?

— Нет, по отдельности. Фенн не хотел подпускать меня к этому делу. Ты знаешь его.

Сью промолчала.

— Я нашла сундук — я была уверена, что это он. И тут услышала — может быть, просто почувствовала, — что в церкви есть кто-то еще. Я прошла к алтарю посмотреть. Там у алтаря что-то вроде алькова — отгороженное место со скамейкой. И там кто-то сидел. Это было похоже… похоже на монахиню.

Нэнси еще глотнула бренди.

— Но это была не монахиня, — продолжила она. — Это была не монахиня… — Ее голос сорвался.

— Рассказывай, Нэнси, — осторожно попросила Сью.

— На ней была накидка с капюшоном, ряса, что ли, но не такая, как носят теперь. Она была старая, я уверена, чертовски старая. Сначала я не видела лица — Нэнси снова затряслась. — Но она… оно… повернулось ко мне. Боже, Боже, это лицо!

Сью почувствовала, как волосы у нее встали дыбом и по коже побежали мурашки.

— Рассказывай, — повторила она в ужасе, но и странным образом зачарованная.

— Это было просто обгоревшее, обугленное пятно. Глаза черные, просто щели с почерневшими хрящами. Губы и нос сгорели, и зубы торчали, как обгоревшие пни. Там не осталось ничего, никаких черт, ничего человеческого! И чувствовался запах, я чувствовала запах горелого мяса. А она двинулась. Она была мертвая, но двинулась, стала подниматься и пошла ко мне. Она дотронулась до меня! Она дотронулась до моего лица своей обгоревшей рукой с обрубками пальцев! И попыталась схватить меня. Она дышала мне в лицо! Я ощущала это, чувствовала запах! Ее пальцы, просто обгоревшие обрубки, коснулись моих глаз! И она смеялась, Боже, она смеялась! Но продолжала гореть! Ты понимаешь? Она все еще горела!

Фенн проснулся, весь дрожа. Он потер глаза и оглядел комнату.

— Монсеньор! — позвал репортер.

Дверь была открыта, и оттуда задувало холодом. Фенн устало вылез из кресла и пересек комнату. Выглянув в темный коридор, он снова позвал священника. Ответа не последовало. Репортер заметил, что входная дверь тоже открыта. Может быть, Делгард пошел в церковь? Фенн шагнул назад в комнату и посмотрел на часы. Боже! Почти час ночи!

Его взгляд упал на маленький письменный стол и разбросанные по нему документы. Бросив последний взгляд в прихожую, репортер закрыл дверь и подошел к столу. Взяв несколько листов старого пергамента, он понял, что это те самые документы, что выпали из манускрипта в церкви поместья Степли. Несколько секунд Фенн рассматривал их, будто слова могли перевестись сами, потом положил обратно на стол. Верхние страницы записной книжки Делгарда были загнуты, словно сквозняком. Репортер пригладил их и прочел первую. Не отрывая глаз от строчек, он медленно сел.

Пролистав страницы, Фенн увидел, что монсеньер если не все, то большую часть перевел, а также добавил собственные замечания. Усталость улетучилась, и репортер прочитал первую заметку Делгарда:

«(Местами слова неясны, многие части почти что невозможно разобрать. Почерк неровный, каракули не похожи на аккуратные записи в манускрипте, из которого эти листы выпали, хотя автор, видимо, тот же. Перевод будет как можно ближе к оригиналу, но чтобы в некоторых местах прослеживался хоть какой-то смысл, приходилось прибегать к собственной интерпретации и угадывать смысл текста. Кроме того, латынь кое-где неправильна — видимо, вследствие поврежденного ума писавшего. Д.)»

Фенн снова взял один лист пергамента и нахмурился, вглядываясь в каракули. Поврежденный ум, или перепуганный?

Взглянув на дверь, он подумал, не следует ли пойти поискать Делгарда Репортер не знал, сколько времени прошло с тех пор, как священник ушел, но, судя по множеству записей, перевод занял несколько часов. Фенн сердился на себя, что заснул. Странное время Делгард выбрал, чтобы пойти в церковь, впрочем, Фенн мало знал о жизни подобных людей: может быть, это в порядке вещей — проявлять свою набожность в столь поздний час. С другой стороны, Делгард мог просто выйти проведать двух молодых священников, в чьи обязанности входило не спать всю ночь на примыкавшем к церкви лугу. Среди этих сумасшедших вокруг было бы разумнее нанять охрану, но, видимо, у церкви в этих делах свои методы.

В комнате и при закрытой двери было по-прежнему холодно. Фенн заметил, что огонь в камине почти погас, обгоревшие поленья тлеют, и лишь белесые участки золы нарушают их черноту. Он подошел к камину и подбросил еще два полена; когда они упали, угли коротко озарились пламенем. Репортер отряхнул опилки с рук. Хотелось, чтобы поленья разгорелись, а то холод начинал пробирать до костей.