Джеймс Герберт - Святыня

Отказ телекамер и микрофонов привел Делгарда в замешательство. Священник гадал, не было ли это связано с упадком его собственной энергии в то воскресенье. Тогда он опустился на колени от вдруг охватившей его слабости, и все поблизости тоже оказались на коленях, хотя теперь и утверждали, что ими руководило благоговение. Может ли быть какая-то странная сила, которая выкачивает энергию из тела и рукотворных механизмов? Это казалось невозможным. Впрочем, так же как левитация и чудесные исцеления. Однако Католической церкви были знакомы и случаи левитации, и чудесные исцеления. Можно вспомнить святого Фому Аквинского, святую Терезу Авильскую, святого Хуана де ла Круса и святого Иосифа Купертинского, а также множество людей, благословленных чудом стигматов — появлением кровоточащих ран, напоминающих раны Христа на кресте. А самые ошеломительные чудеса случились в Фатиме, в Португалии, когда около семидесяти тысяч человек засвидетельствовали, как солнце закружилось на небе и опустилось на землю. Массовая галлюцинация? Этим объясняется явление в Фатиме и то же самое произошло в Англии в это воскресенье? Человеку свойственно стремиться к логическим, рациональным объяснениям — таков самонадеянный ответ ученых. И все равно — что вызвало подобную галлюцинацию? Ведь Алиса — всего лишь ребенок.

Делгард подошел к окну и посмотрел на ночное небо. Он видел на лугу яркий прожектор, выхватывающий перекрученный силуэт дуба Этот вид тревожил священника. Лучше бы дерево скрывалось в темноте. Вандалы — возможно, просто поклонники, лелеющие то, что олицетворяло это дерево, так же как Церковь лелеет дерево Креста — начали отдирать кору, растаскивая старое дерево на сувениры или личные священные реликвии, и теперь дуб приходилось охранять, само освещение действовало как средство устрашения. Дерево господствовало над лугом как никогда раньше.

Делгард сдвинул шторы: зрелище почему-то показалось ему отвратительным. Но когда он разделся и лег, глаза не закрывались и смотрели на тени вокруг, а свет проникал сквозь ткань, напоминая, что дерево по-прежнему там, как зловещий часовой. Ожидает.

Голова Алисы крутилась из стороны в сторону, колотясь о подушку с силой, которая раздробила бы и более твердый предмет. Ее губы шевелились, а бледное тело покрылось потом, хотя в комнате стоял зимний холод. Слова, что шептала Алиса, полные страдания и муки, произносились голосом, вряд ли напоминавшим голос одиннадцатилетнего ребенка.

Простыни и одеяло сбились комом у ее тонких ног, которые вытянулись и дрожали.

— …Да, милый Томас, наполни меня твоим семенем…

Ее таз судорожно дергался, ночная рубашка задралась до груди.

— …Сладчайший сердцем, исполненный доброй силы…

Ее маленькая грудь вздымалась и опускалась во сне.

— …Рассей себя во мне…

Она застонала долгим, завывающим стоном, но в последовавшем вздохе был экстаз. На мгновение ее тело замерло, веки задрожали, но не открылись. Она снова застонала, и на этот раз звук был томным.

— …Полнее, чем когда-либо…

Стоны перешли в глубокие вздохи восторга, усиливающие испытываемое наслаждение. Что-то маленькое и черное юркнуло по ее белому животу.

Снаружи, в коридоре с дверями в кельи сестер, стояла закутанная в черное фигура и прислушивалась, затаив дыхание и напряженно сжимая дверную ручку.

— …Укроти их языки, мой жрец…

Глаза Алисы распахнулись, но она продолжала спать.

— …Проклятая Мария… проклятая МАРИЯ…

Глаза монахини в ужасе расширились, рука еще крепче сжала дверную ручку.

— …ПРОКЛЯТАЯ МАРИЯ…

Тело Алисы выгнулось, пятки и плечи вдавились в постель. Черная тварь на животе чуть не соскользнула, и девочка закричала в муке, когда острые иглы вонзились в ее нежную плоть. Но не проснулась.

Она упала на постель и неподвижно лежала на спине, больше не издавая ни звука.

Монахиня, мать Мари-Клер, мать-настоятельница монастыря, одной рукой бессознательно сжимая крест у себя на груди, толкнула дверь — медленно, тихо, будто в страхе. По мере открытия двери луч света из коридора становился шире, тень монахини, как призрак, удлинялась на полу. На настоятельницу пахнуло холодом, и холод был неестественным, мучительным.

Она вошла медленными, тихими шагами.

— Алиса, — прошептала мать Мари-Клер, не желая будить девочку, но не уверенная, что та спит. Ответа не последовало, но до слуха монахини донесся другой звук, странный, хотя не совсем незнакомый. На лбу ее собрались озадаченные мортины. Мари-Клер подошла к кровати и взглянула на лежащую там полуобнаженную фигурку.