– Это всё вам спасибо, Зося Марковна, вы меня старанию, целеуст-ремлённости научили.
Сергей, уже стоя в прихожей, поцеловал руку учительнице.
– А экзамены тяжело сдавать?
– А по поводу этого есть анекдот, – Сергей, не выпуская руку Марковны из своей, щёлкнул пальцами другой, – посылает господь Гавриила по-смотреть, чем студенты занимаются. Возвращается архангел с докладом, говорит, всё институтское общежитие зубрит, ночи не спит, а в двенадцатой комнате вино рекой, гуляют, танцуют. Второй раз посылает господь архангела, тот возвращается и докладывает, во всём общежитии всё, как и было, зубрят, друг у друга конспекты переписывают, а в двенадцатой комната ещё шумнее, песни горланят, пьют, танцуют. В третий раз посылает господь своего помощника, тот приходит и рассказывает: «всё общежитие по-прежнему зубрит, а в двенадцатой комнате истово тебе, господь, молятся». «Вот двенадцатой комнате и помогу». Вот так, и я бога не забываю, в церковь хожу и всегда свечку ставлю. Василь Василич, прощай, уважаемый, Зося Марковна, завтра я в девять ноль-ноль подъеду.
Закрыв дверь за Сергеем, Марковна подошла к окну, выходящему во двор и когда её ученик приветственно помахал ей от своей машины, помахала ему в ответ. Лёгкая тень беспокойства в душе она отогнала очередными воспоминаниями о своих милых, заботливых учениках.
– Ну, как же так, тёть Зося? Почему вы со мной не посоветовались? – племянник Марковны Дмитрий стукнул кулаком по скамейке.
– Господи, Димочка, ну кто же знал? Ведь я его ещё вот таким помню, на моих глазах вырос, учила его честности и порядочности.
Старая женщина теребила в руках носовой платочек.
– Плохо учили значит, плохо вдалбливали.
– Как я боялась на старости лет без крыши остаться, – женщина уткнулась лицом в ладони, – не зря говорят, кто чего боится, то с тем и приключиться.
– Значит, не боялись, раз мне раньше ничего не сказали, мне, самому близкому человеку, – Дмитрии резко поднялся и, бросив взгляд на тётку, снова сел на скамью, представляя, что сейчас творилось в душе старой женщины, – ну, не надо плакать, слезами делу не поможешь. Где же вы были эти три дня?
– На вокзале, – Марковна разрыдалась в голос.
– Господи, ещё не лучше, почему ко мне не пришли? А вещи где?
– Новые хозяева уже замки поменяли, соседу заплатили, он мои пожитки в свой гараж увёз.
– И что, никто из соседей не спросил, что происходит? Ведь вы же там всю жизнь прожили?!
– Да не помню я, – Марковна всхлипнула, – кто-то спрашивал, за сколько продала, а я только улыбалась, как дура, ну не скажу же я, что меня мой ученик облапошил.
– А надо было! Кричать надо было об этом!
– Даже Васька мой издох от горя, – Марковна снова разрыдалась в голос, обида и горечь захлестнули её с новой силой.
– Так, решено, будете жить у меня, а я попробую разобраться в этой ситуации своими силами. Обещать положительного результата не могу, всё нынче куплено, закон только в армии остался, устав называется.
– Уж если в армии порядка не будет, кто же нас от фашистов защитит?
– От каких фашистов? Война уже шестьдесят лет назад кончилась.
– А я всех врагов фашистами называю, страшное было время.
– В каждом столетии есть свои страшные времена, чем сейчас лучше? Цивилизованное общество, мать их, пожилого человека на улицу выставили из собственной квартиры. Внутренние враги пострашнее внешних, тех хоть видно. Всё, мой дом, твой дом, пойдём, в твоей новой комнате порядок наводить будем.
– Что ты, что ты, зачем же я вас стеснять буду, – замахала головой Марковна.
– Вот те раз, мы же у вас единственные. Как я свою тётку на улице оставлю? Галчонка моего не бойтесь, она только с виду строгая, но тут такой случай.
Марковна представила, что будет каждый день видеть эту высокомерную особу, которую племянник с нежностью называл «Галчонок». Всегда на высоченных каблуках, будто на ходулях, эта дамочка никогда не была приятная Марковне. Но природная тактичность помогала ей при встречах с женой племянника быть вежливой.
– Нет, Дима, не могу я с вами жить, лучше в дом престарелых меня оформи, может, мои учительские заслуги какую-нибудь роль сыграть.
– Да ты что? Фильмов американских насмотрелась? Это у них там всё чистенько да свеженько, а в наших тараканы вместо собак постояльцам тапочки носят.
– Зато ни от кого зависеть не буду, обед по расписанию.
– Об обеде думает, разве голова нужна, чтобы только о еде думать?
Понял, что переборщил, Марковна вдруг перестала плакать, затаилась, затихла, только лицо покрылось красными пятнами. «Этого ещё не хватало, давление у тётки подскачило, ещё удар хватит». Племянник обнял женщину за плечи и, качаясь из стороны в сторону вместе с ней, по-целовал её в висок.
Читать дальше