Елена Хуторная - Душа моя

Щелкнул выключатель, несколько стремительных шагов, хватающие меня за талию крепкие руки – Паша.

– Ну и что ты тут высиживаешь, психоз ходячий?

Веселый, слышно по голосу, и сразу на душе еще легче стало – вот и помирились.

– Да Юрка написал, – продолжил он, легко кусая меня за плечо, – хочет кредит взять за брата, идиот. Отговариваю его, вот ничему народ не учится, уже ведь выплатил один раз не свои триста тысяч и опять хочет ввязаться…

И поговорили мы с ним, и кино посмотрели, и спать легли обнявшись, переплетясь… Вот так все меняется, когда мы становимся по-женски мудрыми.

Кстати, неумение себя занять действительно составляет зачастую большую проблему. Нам, оказывается, приятнее упиваться своим недовольством, чем придумать занятие по душе и просто отвлечься от своего негатива. Так и перемалываем в себе, пережевываем, продлеваем это бесконечно, изводя себя и своих мужчин…

Санька кивала и соглашалась – да, да, все так и есть… Только как же сложно изменить подход к этому!

Сложно. Но можно. Особенно, когда понимаешь, как это все изменит к лучшему.

– А что у вас с детьми? – спросила Санька. – Не думали?

О, моя больная тема…

Иногда люди так страстно стараются чего-то избегать, что в какой-то момент им приходится познать и оборотную сторону этого нежелания, и тогда, когда им становится это нужно, они не могут это получить. Только с Пашей Ива поняла, что такое хотеть ребенка от любимого человека. А поняв, испытала облегчение и испугалась одновременно. Можно было только порадоваться тому, что им с Альбертом не дано было иметь детей, но теперь казалось, что ей придется расплачиваться за то, что раньше ребенок был нужен ей только как средство манипуляции, как оправдание ее собственного бесцельного существования.

Она видела таких мамочек – с маникюрами и прическами, на шпильках, они расхаживали по торговым центрам, заходили в салоны одежды и кофейни, и все проявления детей, что находились при них, были лишь досадной помехой их делам и занятиям. Они нехотя отрывались от телефона, или витрины, или от разговора с подружкой, мгновенно раздражались, когда их чада проявляли нетерпение или требовали проявления внимания к себе. Им не хотелось ни уговаривать, ни успокаивать их, эти одетые в симпатичные одежки детки были как будто лишними в их жизни. И теперь Ива, вспоминая про них, с ужасом думала, что и она была бы такой же мамочкой, более того, она не видела бы в этом ничего ужасного.

Только теперь она понимала, сколько любви можно дать маленькому человеку, в котором она соединилась бы с тем, кто столько значит для нее. Этого человека еще не было даже, а сердце уже заходилось от чувств – разве могла она когда-нибудь представить себе, что такое возможно?

Еще несколько лет после того, как Альберт начал хорошо зарабатывать, Ива продолжала упрямо держаться за свою работу, хотя и понимала, насколько символично это ее стремление к самостоятельности. Она была бухгалтером по образованию, работала в небольшой торговой организации. Платили не слишком много, работу эту она не любила, но владелец фирмы за что-то испытывал расположение к Иве, даже нежность какую-то, и вообще коллектив там был неплохой, так что Ива держалась за это место.

Альберт иногда подсмеивался над тем, сколько она зарабатывает, говорил, что надо быть очень богатой женщиной, чтобы позволить себе работать за такую зарплату. Она вскидывалась – давай вообще не буду работать, ты же состоятельный мужчина, можешь позволить себе содержать свою жену. И хотя он отшучивался всегда, Ива точно знала, что если бы она и правда захотела оставить свою работу, он бы не стал возражать. Однако она сама не хотела этого, даже несмотря на то, что работа была нелюбимой и нежеланной. Наверное, это позволяло сохранять иллюзию независимости и оберегало ее внутреннее чувство достоинства. Как будто внося свой честный посильный вклад в бюджет семьи, она получала право пользоваться деньгами Альберта.

Однако однажды под конец зимы она сильно переболела гриппом, целый месяц не могла ездить на работу, и за это время их фирма переехала в новый офис. Новое помещение находилось гораздо дальше от ее дома, и добираться туда было неудобно, с пересадками. Ива один раз съездила и поняла, что нет, не будет она так мотаться, не может просто, не заставит себя. Увольнение далось ей легко, как будто она давно была готова к этому. После этого стала искать новое место.

Но с новой работой не складывалось. Ива рассылала резюме, ходила на собеседования, но постоянно что-то не клеилось – то ее саму что-то не устраивало, то она по каким-то причинам не подходила. Тогда и появилась мысль о том, что нужно рожать ребенка. И мама про это не раз говорила, и сама Ива стала думать, что, может, это как раз удобный момент. В работе никаких особых перспектив, и опять же двадцать девять лет – пора уже.