Сергей Алексеев - Три шершавых языка

То же самое произошло и с человечком по имени Марк. Грохнувшись со второго яруса кровати, он, полулежа на своем заду, бешено дрыгал правой ногой, как будто отбивался от самого сатаны. Вдруг осознав, что и с левой ногой беда, начал трясти ими обеими. Справившись с напастью, он оглянулся и обнаружил вокруг себя добрую сотню гогочущих воспитанников. Теперь-то он догадался, какой забавы ради он стал жертвой. Потемки, чужое ликование, ничего не видно, больно и страшно. «Что с моими пальцами, – думал он, – все ли кости целы после такого падения об пол и куда мне податься дальше?». Но ничего другого ему не оставалось, как встать на ноги и под еще больший всплеск хохота довольной толпы проковылять в умывальник. Туда, где всегда горел дежурный свет. «Дьявол вас неминуемо покарает», – тешил себя надеждой Марк.

***

Этой же ночью произошло еще одно событие, и именно оно заставило выйти из тени нашего героя.

– Эй, кто это..? Какого черта ты делаешь? – послышался возглас в потемках спящего помещения.

– Что орешь? – ответил ему более тихий голос, и затем прозвучал звук глухого удара.

– Отпусти, ты совсем очумел? – но резкий звук снова прервал его монолог.

– Не ори, сказал!

Шум был негромкий, но проснулись все до единого, словно по сигналу пионерского горна. Драки хоть и не были здесь завидной редкостью, но всегда вызывали всеобщий интерес. Но что все-таки произошло?

В предрассветной полутьме стоял Курт и через прутья спинки второго яруса кровати тянул ногу главного задиры расположения, захватив ее арканом поясного ремня. Другой конец ремня он намотал на свое левое запястье, отчего голая ступня бедолаги попала в полное распоряжение Курта.

– Убери свои крюки от меня, я вылезу отсюда и убью тебя, – снова начал голосить первый.

– Сам не убейся! – был ему ответ, поражавший своей наглостью и спокойствием.

Все было тщетно, а угрозы бессмысленны. Каждый здесь живущий знал, что Курт – самый сильный и неоспоримый лидер во всем здании.

– Эй, у кого спички в располаге? – низким голосом проорал Курт. – Меня что, не слышно? Бегом… сюда… спички! – повторил он, делая угрожающий акцент на каждом слове.

В дальнем углу помещения со второго яруса кровати грохнулось чье-то тело, затем оно судорожно что-то шарило в матрасе, и вскоре босые ноги, шлепая по полу, предстали перед Куртом.

– Открой и держи, – услышал Барсук приказ. Нерадивый хозяин спичек был почти без шеи и имел плоский череп.

Курт схватил сразу несколько спичек, затем методично принялся набивать ими каждую свободную щель между пальцами пойманной в петлю конечности экс-поджигателя. Но непослушная чужой воле нога сопротивлялась и расшвыривала спички, испытывая терпение Курта.

Разозлившись, он бросил свое дело, достал зажигалку, открыл и, чиркнув роликом, прислонил ее к пятке, так что жаркий огонек принялся ласкать голую кожу. Нога задергалась в бессильном стремлении избавиться от источника боли, и ее хозяин начал рассыпаться проклятиями, а затем и выть. Спасение было близко, если, конечно, дежурный воспитатель заглянет в расположение. Но как всегда эти увы…

– Я тебя буду жарить, пока ты мне не станцуешь, – прошипел Курт. – Слышишь меня?

Не дождавшись вменяемого ответа, он щелкнул зажигалкой и спрятал ее в кармане. Затем снова взялся за закладку спичек. Пальцы чужой ноги на сей раз вели себя послушно.

В конце концов, полностью удовлетворившись своей работой, Курт высыпал лишние спички из рук и зажег одну щелчком о свой ноготь. Ее он поднес к подготовленному кострищу, которое с шумом принялось разгонять окружающую темноту.

Ни одного звука, даже сдавленного смешка или болезненного сочувствия, в этот раз никто из себя не выдавил. Лишь мертвецкая тишина, которую, словно сопротивляясь, отчаянно борясь, но в конце концов прорвал дикий вопль боли.

– Глуши сирену подушкой, и быстрее, – приказал Курт босоногому. – Ты тоже ему помогай, – кивнул он головой лежащему на нижнем ярусе под жертвой мальчугану.

Босоногий не был достаточно расторопен и отважен, отчего получил ускорительный удар по лбу, и подушка, наконец, приземлилась на лицо мученика, тщетно пытаясь его заглушить.

К счастью, спичкам не удалось догореть до конца. Невероятными усилиями и мелкой работой пальцев бедолага успел их вытолкать, хотя и очень поздно. Позже он ходил хромая, кожа в месте ожога облезла, а рана мокла и сильно воняла фаршем, приправленным чесноком. Так он и получил свое прозвище – Чеснок.