Андрей Флибер - Сорок один мертвый

Передо мною стояло огромная тварь с бородавчатой головой, состоящей из множества отростков, зеленого цвета, с которого свисала тина и водоросли. Один огромный серый глаз смотрел на меня и тут зеленая пасть разверзлась и тварь проорала мне прямо в лицо тухлым запахом рыбы:

– Ты не должен здесь быть!

Это прорвало мой ступор и я закричал в ужасе, куда вложился весь мой страх, и мир померк.

Когда я открыл глаза солнце снова светило на мой город, грея его в своих лучах. Я сидел на скамейке, а в песочнице игрались дети. Мальчик строил из песка что-то похожее на дом, потом вдруг по песочнице поползла трещина и из неё стали вырываться языки пламени и лезть ужасные монстры, хватать людей и утаскивать их под землю.

Я закричал и проснулся. Люди в метро ошарашено смотрели на меня. Люди! Повсюду были обычные человеческие лица. Сон, это был сон! Сердце, пытавшееся вырваться из груди,медленно успокаивалось. Что-то коснулось моей руки, я посмотрел вниз и увидел на рукаве белесый след, будто от огромной склизкой личинки.

Прозрачная вода плескалась под веслом, разбегаясь волнами в стороны от мягко плывущей лодки, камыши и кувшинки медленно раздвигались в стороны деревянным носом. Лягушка сидела на листе кувшинки и спрыгнула, когда весло опустилось в воду возле неё. Парень в лодке медленно греб, неспешно правя по медленному течению водной дороги. По берегам плакучая ива макала в воду свои ветви, точно печальная девица на камне.

На берегу показался старик. Он шёл, сжимая в руках две удочки и чемоданчик с наживкой. Придя на своё обычное место, он положил вещи и достал перочинный нож, которым срезал несколько тростин с ивы и выточил из них две рогатины, потом закатил штаны выше колена, снял обувь и войдя в воду, прочно воткнул тростины в ил. Он разогнул спину и увидел проплывавшую мимо лодку. Её борта были раскрашены белым и синими цветами. В ней было двое детей, как показалось деду, девочка и мальчик. Он не мог навскидку определить их возраст, слишком уж далеко они были, а глаза уже были не те, что раньше. Девочка была одета в свитер, поверх белого сарафана, еле прикрывавший бедра, у неё были золотистые длинные волосы, развевающиеся на ветру. Мальчик был одет в длинные штаны и тёплую куртку, непокорные кудри закрывали ему пол лица. Дед задумчиво потёр макушку.

– И чего они вырядились, на улице такая жара. – Пробурчал он себе под нос, вспоминая, что как раз вчера налетел ураган с дождём, неожиданно, в самый обед. Он как раз закончил чинить уду, и собирался опробовать её на рыбалке, но непогода вынудила его сидеть дома.

Дети в лодке болтали и звонко смеялись, радуясь жизни и молодости. Дед смотрел на них с теплом на сердце, вроде совсем недавно и он был совсем пацаном, да так же плавал на лодке по этой самой реке, катая барышень и купаясь с друзьями.

Парень на веслах обернулся к нему и помахал рукой, высоко подняв её над головой. Девушка заметила его тоже и принялась махать ему обеими руками. Дед ухмыльнулся и помахал рукой в ответ. Лодка плыла дальше и вскоре исчезла за излучиной. Но звонкие голоса и смех ещё долго доносились до старого рыбака, согревая его сердце.

– Живите пока молодые, радуйтесь жизни. – Сказал он себе под нос и достал самокрутку. Засмолив её, он сидел без движения и сонно следил за поплавком.

Под вечер он смотал снасти и неспешно потопал домой, неся в бидоне с десяток карпов.

– На, чисти. – Похвалился он уловом старухе жене и вывалил рыбу в рукомойник.

– Ой, да было бы что чистить! – Сказала та.

– Ну, зараза, в следующий раз выпущу всю назад. – Проворчал дед. – Вот назло тебе возьму и выпущу.

– Ты-то выпустишь! – Достала она нож и принялась скоблить чешую. – Слыхал за Петровых детей?

– За кого? – Дед листал газету, сидя с папиросой у печи.

– Ну, приехали к ним на лето двое внуков, мальчик и девочка.

– Ну? – Вполуха слушая сказал дед.

– Так потонули они вчера. В урагане то и сгинули, по речке на лодке плавали Петровской.

Из дрожащей старческой руки деда вывалилась самокрутка.

– Это на которой?

– Знамо на которой, та что с бело-синими бортами.

Рыбаку стало как-то не по себе и вдруг сердце защемило тисками. Заливистый смех детей стоял в его ушах. Самокрутка тлела на деревянном полу.

Пат открыл глаза и потянулся. Солнце прокралось в его комнату через щелочку между занавесками и тонким пятнышком исследовало стену у окна.