Андрей Флибер - Сорок один мертвый

– Ну и скука. – Протянул мужчина и почесал голову. Из-под волос на секунду показалась пара черных рогов.

Мужчина щелчком бросил сигарету на тротуар и искры отскочили от плитки. Одна из них под взглядом рогатого поднялась в воздух и прыгнула на подол тонкого платья проходившей мимо девушки. Маленькая вспышка и вот уже подол заполыхал прямо на девушке. Та закричала и принялась лупить руками по платью, пытаясь сбить пламя. Рядом закричали и ей на помощь подскочил парень, хлопая по подолу ладонями, но чаще не там где горело, а в области бедер и ягодиц. Девушка верещала и одновременно сбивала огонь и отбивала руки парня. Кто-то выплеснул на нее бутылку газировки и черно-коричневое пятно расползлось по платью девушки, словно покрытое ржавчиной на прогоревших местах. Девушка причитала и кричала на парня. Мужчина улыбнулся и неспешно пошел по улице. Повсюду стояли ярмарочные лотки и продавались блины, печенья, ватрушки и прочие вкусности. Город отмечал большой праздник.

– Почем баранка с маком? – Нагнулся рогатый к неказистому мальчонке за прилавком.

– По сто! – Улыбнулся тот штакетником зубов.

– Давай одну. – Протянул мужчина купюру и сунул баранку в карман куртки. Подмигнул пацану и зашагал прочь.

– Что такое? – Мальчонка смотрел на купюру, превратившуюся в лист лопуха в его руке. Мужчина в куртке уже растворился в толпе.

Он шел осматривая людей и присел к безродной псине, жалобливо выпрашивающей подачку на холодной мостовой.

– Какой уродец. – Ласково потрепал его по голове рогатый и у псины глаза залились белой пленкой, а изо рта повалила пена. Пес подскочил и, залившись бешенным лаем, бросился в гущу людей, где тут же тяпнул за ногу старушку с пирожками. Визг и сутолока наполнили все вокруг.

Рогатый улыбнулся, достал баранку из кармана и неспешно съел, гуляя и устраивая пакости всем вокруг. Баранка была вкусной и мужчина довольно рыгнул, сам удивившись себе. А потом рыгнул снова и схватился за живот. В желудке будто стала раскручиваться змея из расплавленного олова, выжигая все его внутренности. Боль была невыносимая. Рогатый катался по земле, обхватив живот руками, и не прекращал исторгать из себя фонтаны желчи.

– Мужчине плохо! Вызовите скорую! – Кричали вокруг него люди. Но помочь уже было нечем. Рогатый изрыгнул из себя кровавую кашу из внутренностей и безжизненно замер на мостовой.

Недалеко оттуда, мальчик, что продавал баранки, улыбнулся, аккуратно заправляя выбившееся из-под рубашки белоснежное крыло.

– Почём баранки?

– По сто! – Лучезарная улыбка осветила очередного покупателя.

Новый год наступал и банкетный зал, крупнейшей в городе филармонии, гудел, как улей, хор голосов, взрывы смеха и звенящие песни хмельных гостей. И конечно танцы! Танцы! Танцы! Пары кружились в центре зала, под огромной люстрой из богемского стекла, переливающегося синеватыми искрами в ярких цветах маскарада. Сотня человек во фраках и вечерних платьях веселилась и готовилась вступить в, как каждый надеялся, новый год счастья и успеха. Они уже оставили в мыслях год прошлый, с его невзгодами и неприятностями, весело отплясывая вокруг ели, возвышавшейся в центре зала огромной стрелкой часов, указывающей в снежное небо, как свеча. Повсюду летало конфетти, ленты и серпантин, выстрелы хлопушек гремели тут и там. И не было человека без маски в этой веселой кутерьме. Кроме одного. Одинокая фигура сидела в самом углу, под лестницей, откинувшись на стуле и покручивая в руках нетронутый бокал с шампанским. Его видели прогуливавшимся по залу и болтающим то с одним, то с другим, видели как он обсуждал внешнюю политику с послом Конго, как кружился в вальсе с женой Тихоморова, известного столичного ресторатора, как боролся на руках, и победил, с Кононовым, художником и эссеистом, как покачал в руках малютку семейства Брандт, английских парфюмеров. Но никто не знал кем был этот достопочтенный гражданин. На все вопросы, почему он без маски на маскараде, он улыбался своей тонкой обаятельной улыбкой молодого аристократа и тихо отвечал, покачивая головой:

– О, я в маске, старина, поверьте мне. – И более ничего не отвечал на расспросы.

Стрелки приближались к двенадцати и молодой человек уединился за столиком под лестницей, в самом неприметном месте зала, покручивая в руках бокал и тихо улыбаясь каким-то своим мыслям, наблюдая за публикой. И чем ближе минутная стрелка подходила к двенадцати, тем шире он улыбался.