Владимир Шашорин - Сказки смерти. Сборник 4

И нутром чую, что жду чего-то. Скоро уже должно случиться, и чем ближе, тем быстрее я монету гоняю по пальцам. Взад-вперёд мелькает, как и люди перед лавочкой.

И кажется мне, что она мягкой стала. Я пальцами её сжал, а она поддаётся. Как будто таять начала. Но не должно так быть, металл – он жёсткий ведь, пальцами не согнёшь. А у меня получилось. Ощутил силу какую-то в руках, а потом и во всём теле – будто тесно стало. Кожа как чужая, и лежит плохо, хочется сбросить. Воздуха не хватает, и кажется, что не было бы груза этой кожи, так и взлетел бы.

Пальцы сжал как следует – монета и согнулась пополам. Такое я только про Петра Первого слышал, что он пятаки медные пальцами гнул. Силища была у него невозможная.

А и правда, думаю, вдруг и я таким даром обладать начал. Монету выпрямил, да легко так получилось, играючи. Поднял камешек с земли. Щебень средней фракции. Сжал в кулаке, он в труху и рассыпался.

И тогда мне эта мысль пришла, от которой я никак отделаться не могу. Ни тогда, ни сейчас. Сколько раз уже приходила, а никак ответа найти не получается. Может, наше тело тоже как клетка? Живём мы в нём запертые всю жизнь, а способностей своих и не знаем. А попадаются иногда люди, которые барьеры эти ломают. И хоть летай, хоть рельсы сгибай. Не было бы этой кожи тяжёлой, так хоть в космос можно улететь, а до проводов допрыгнуть – дело плёвое.

Задумался я об этом и не заметил, как стемнело. Аллея опустела, а я всё сижу и жду чего-то. Есть такое ощущение внутри, что знаешь – должно случиться. А что – загадка.

Смотрю, значит, а по аллее девушка та идёт. С которой в «Клетке» знакомился, да пострадал потом. И не одна ведь идёт, а с компанией. Ребята, трое. Все чуть постарше, лица серьёзные такие. Останавливаются возле лавочки моей, и начинают разговаривать. Будто меня и рядом нет.

– Мы подождём, – говорит один. – Ты лоха цепляй и сюда веди. Штырь будет приглядывать, а как на выход с кем пойдёшь, так мы вас тут встретим. Как того, последнего…

Троица загоготала, да так противно стало. Они ведь про меня говорили, наверняка это.

Девушка невесело улыбнулась, а потом говорит: – Он ведь в больницу попал, вы знаете? Весь город говорит.

– Не дрейфь, подруга. На нас не выйдут, это точно. Мы же его тогда за ограду оттащили, чтобы следы замести. А менты глубоко копать не будут, откуда и куда его припёрли. Нашли под оградой, пьяный был, да и попал под раздачу.

Она отмахнулась и тут на меня уставилась. До этого не замечала словно, а теперь вдруг узрела. И троица вся повернулась, замерла.

– Что, братиш, проблемы? – весело спросил старший.

Девушка признала, распахнула глаза. Ладошкой рот прикрыла, чтобы не закричать.

– Это он, – только и смогла сказать.

Старший не понял, кто он. А тот, который Штырь, пригляделся да и ответил: – Это мы его отмудохали в прошлый раз. Он с Ленкой из «Клетки» выходил, точно!

– Ты уверен? Тогда ведь темно было.

Потом подошёл ближе, присмотрелся.

– Валил бы ты отсюда, фраерок.

Злобно так сказал, на выдохе. С хрипотцой, с угрозой. И кулаки вроде как сжались.

А я не хотел уходить. Мне почему-то хотелось расквитаться. Нет, я не против своего состояния – мне нравится эта новая сила, мне понравилось избавление от тяжёлой кожи, которая не давала воли. Сам бы я ни за что не решился на такой шаг, даже если бы был уверен, что всё получится.

А эти трое сделали всё как надо. Теперь нужно вернуть им все страдания, которыми они поделились.

И это будет моим прощальным приветом.

Я прислонил ему к лицу руку, чуть сжал пальцы. Короткий крик ударил прямо в ладонь, а после затих. Пальцы тисками сдавливали череп, сухой хруст вдавившихся костей раздался оглушительным грохотом. Я почти чувствовал, как его мозги выдавливаются через глазницы, сосуды лопаются, заливая всё доступное пространство. Этот несчастный за короткое мгновенье оглох и ослеп, и лишь только успел ухватиться за мои пальцы в бесполезной попытке спастись. Боролся он недолго.

Штырь пытался помочь, но упал от короткого удара в грудь. Рёбра треснули, проткнули лёгкие и он начал быстро захлёбываться своей кровью. А третий, в «гриндерсах», попытался убежать, но не смог. Ноги отказали, он упал на траву и пополз прочь, вопя от ужаса. Догнать его было делом двух шагов. Я наступил ему на лодыжки, они хрустнули и теперь болтались безвольными культями. Той же участи удостоились руки и позвоночник. А напоследок осталась шея. Он так и остался лежать за лавочкой, весь искорёженный в неестественной позе.