Владимир Шашорин - Сказки Смерти (Сборник 1)

Для меня он стал чем-то вроде первого солнечного луча на заре: поразительным событием!

Кто-то высунулся из дымохода, повисел немного, озираясь, и мягко спрыгнул на пол.

Незнакомец был весь покрыт лохмотьями из сажи.

Другой одежды ему не требовалось…

Худой, рыжеволосый и… красивый!

Даже теперь я не могу подобрать слов, чтобы описать насколько…

Но хочу, чтобы волшебный облик его не истлеет в моей памяти никогда!

Я улыбнулся…

И стал лёгкой добычей…

Железное кольцо, надетое мамой на запястье, не оберегло меня [15] По преданиям волшебные существа не выносят железа. …

Старые отцовские штаны, служившие покрывальцем, тоже [16] Древнейшее средство от похищения злыми духами. …

Мы улыбались друг другу.

Улыбались, пока он вынимал меня из колыбели.

Улыбались, пока карабкался по трубе.

Улыбались, пока, разбрасывая заиндевевшую солому, скользил с крыши.

Улыбались, когда незнакомец торжественно вручал меня очаровательной женщине с лазоревыми глазами, что правила, будто лошадью, целой кавалькадой, застывшей у нашего дома.

– Мой прими дар, Великая Мэб! – раболепно молвил он, склоняясь в низком поклоне.

– Зачем это человеческое отродье принёс ты, Пак? – напевно спросила женщина.

Моё сердечко сладко сжалось: её голос был нежнее материнского – я тогда не понял ни слова, но всё запомнил.

– Обязанность шута развлекать тебя, королева, – изрёк укравший меня красавчик и незаметно, будто лепрекон [17] Существует поверье, согласно которому лепреконы исчезают, если перестать на них смотреть. , исчез!

Мне захотелось разрыдаться…

Я впервые испытал отчаяние.

Но взглянув на Мэб, сразу успокоился.

Даже зажмурился радостно!

Кавалькада тронулась по мановению её брови.

Медленно потекла через селение.

Всадники лишь изредка понукали скакунов.

Те ступали грациозно… степенно…

А Джек, прикрывая от ветра фонарь, следовал за ними…

Королева отпустила поводья.

Тихо смеясь, она перекидывала с ладони на ладонь свою ношу – меня.

Я не рыдал от ужаса, а довольно повизгивал.

Если бы мне тогда услышать её мысли…

Когда она подбросила меня, чтобы поймать обеими руками, я увидела жрецов в чёрных балахонах, которые толпой шли навстречу кавалькаде, освещая дорогу факелами.

Королева играла мной, точно клубком, пока друиды не оказались рядом с ней, а затем вдруг резко повернула голову – люди шарахнулись в стороны.

– Идёте славить Самайна, смертные? – надменно спросила Мэб.

Ей ответил солидный седовласый старец, шествовавший впереди.

– Да, – кивнул он, словно не заметил оскорбления. – Мы идём возжечь Пламя Жизни, дабы насытился Чёрный бог и пощадил нас грядущей зимой.

Королева звонко расхохоталась.

– Идите, мужчины племени людского, и надейтесь, что останетесь целы… Вот, лови, – она бросила меня друиду.

Ещё в полёте я заплакал.

– Благодарю за жертву, Владычица! Мы вознесём и тебе хвалу! – крикнул жрец, заглушая мои вопли.

Мэб отвернулась, мгновенно теряя ко мне всякий интерес.

Её послушная белая кобылица, стоявшая недвижимо во время беседы, сделала шаг по Тропе Звёзд… и вся кавалькада исчезла.

Увидев это, я взвыл ещё громче!

Но мозолистый палец, сунутый в рот, и давящий взгляд из-под капюшона заставили меня замолчать…

Друиды пошли дальше.

Уставший Джек не отставал…

Огромный костёр пылал в дубовой роще на вершине крутого холма.

Может быть, из его недр начали свой путь ши?

Я не знал.

Мне было страшно…

Жрецы совершали свои обряды, и от каждого из них разило смертью…

Ударом молота был повержен бык.

Большой… чёрный… мясеный [18] Плотного телосложения. …

Волоком его затащили в огонь.

Запахло палёной шерстью.

Только вот быка ударили не так, как следовало…

Нечеловеческий рёв заставил дрогнуть листву зелёных великанов, которые обступили поляну.

Рогатый силуэт, объятый пламенем, встал на дыбы, ломая копытами толстенные брёвна в костре, и помчался к друидам, ревя от боли.

Жрецы не шелохнулись.

Наверное, их парализовало от страха!

Только для последнего рывка быку не хватило сил…

Передние ноги его подогнулись.

Он рухнул и больше не мог подняться…

С ритуальными песнопениями, друиды облили несчастного маслом и подожгли.

Бык ещё был жив!

Налитый кровью глаз, полный невыносимой злости, уставился на меня, выделив из толпы.

Я лишился дыхания, пока зрачок не подёрнулся белёсой поволокой.