Юля Гавриш - Беги

Несмотря на то, что оба были фанатично преданы своему делу, все свободное время они проводили за долгими разговорами. Только с Ритой Сева становился послушным и благодарным слушателем. Она могла рассказывать часами о самых удивительных способностях человеческой материи – о регенерации, функциях мозга, химии и физике, которые в органике создают магические комбинации. Когда она впервые взяла у него кровь для исследования, он не придал этому значения. Анализ в домашних условиях занял у Риты несколько дней, после чего она сунула ему с собой на работу толстую стопку бумаг формата А4. С изумлением Сева читал полное диагностическое исследование своего организма. По одному анализу крови Рита нашла у него ряд «залеченных» детских заболеваний и с точностью назвала процент пораженных кариесом зубов на текущий момент. Сева прочел не только о своем медицинском прошлом – но и обо всех хронических заболеваниях, которые могли бы грозить ему в будущем. Одним словом, это был полнейший генетический анализ, который мог бы полностью совпасть с картой прошлых и будущих болезней, сумей он их сравнить…

Поражала его Рита и другими своими особенностями: у нее был чуткий слух, она очень тонко чувствовала запахи, ее чувственное тело откликалось на любой температурный перепад в доме. «То ли маленький зверек, то ли совершенно точный прибор измерения всего на свете» – смеялся Сева, но был, как никогда, прав. Помимо всех этих прелестей была и другая Рита. И эта другая Рита не была ни милой, ни забавной. Эта сторона натуры проявилась в ней не сразу, или Сева просто этого не замечал в первое время. Он очень любил ее, поэтому не видел никакого смысла ни в манипуляциях, ни во лжи с ее стороны – ей стоило бы только попросить, и он бы с радостью сделал для нее все что угодно. Но Рита не любила просить. Ей нравилось, чтобы ее воля не была заметна, чтобы только став данностью, только воплотившись в совершенном им действии, ему становилось очевидно – так хотела она. Друзья Севы, которые не нравились ей, исчезали не потому, что она их не принимала, их прогонял он. Проявленная им жестокость к родителям исходила не от нее. Низкие поступки, на которые он прежде был не способен, были вроде его поступками, но… Она лишь улыбалась, глядя на его муки совести. В какой-то момент Сева уверился в том, что Рита знает его лучше, чем он сам. Она могла рассказать не только о его физическом состоянии и тут же объяснить любую незначительную невралгическую боль в любом суставе (по запаху?!). Она могла отвечать на его мысли, она забавлялась над его чувствами, его эмоции были для нее как детская карамель, разложенная на прилавке…

Однажды ночью Сева проснулся оттого, что его мучила жажда. Риты рядом не было, и, возвращаясь с кухни, по свету под дверью ее домашней лаборатории он понял, что она работает, и вошел без стука. Рита стояла в ночной рубашке, задумчиво глядя в окно, и пила из пробирки вино. Так он подумал, но уже спустя секунду почувствовал на лбу испарину – она пила кровь. «Может быть, его кровь?!» – пронеслось в его голове, но все что он смог выговорить, это довольно беспомощное «ох».

– Да, это твоя кровь, – повернулась Рита, глядя ему прямо в глаза и отвечая на незаданный вопрос. – А ты знаешь, что у тебя песок в почках уже три месяца? – добавила она, растирая остатки Севиной крови по полости рта.

– Н-е-е-т, – промямлил Сева, начиная сомневаться в том, что происходящее ненормально. – Как ты это поняла?

– По вкусу, – спокойно ответила Рита. – Или ты думаешь, это сложно определить?

Этот эпизод – один из первых «вампирских откровений» в романе Севы. После долгих и пространных размышлений о природе крови и способностях своей возлюбленной странице на сто первой или на сто пятой он уже не удивляется подобному. Научно обосновывая необходимость экспериментов с кровью, своими сверхспособностями, а главное, день за днем доказывая свое превосходство над Севой, Рита проводит все более изощренные эксперименты. В какой-то момент, уже переступив рубеж, когда кровь забиралась из вены с помощью иглы и шприца, пара превратилась во что-то единое, мысли автора романа, что я читала, стали путаться, стилистика казалась мне все более незнакомой, как будто Рита стала полноценным соавтором книги. И вот, к самому концу романа, Севы уже не было – была Рита, и она писала мне письмо. Она писала письмо мне, двадцатипятилетней девчонке, которая знала о вампирах только из книг и фильмов, мне, ничего не знавшей о ней, о Рите, так, словно писала старинной подруге. Она писала мне о том, чего я даже не могла себе представить.