Михаил Ладыгин - Дочь вампира

Признаюсь, я и сам стремился вытравить из своих воспоминаний «бои с упырями», поскольку эти жутковатые сцены не способствовали ни здоровому пищеварению, ни безмятежному сну. Поэтому когда меня попросили зайти в румынское посольство для получения «небольшой посылки», я слегка смутился. Не сразу сообразил я, кто может что-то передать мне из бывшей вотчины Николае Чаушеску. Но потом перед моими глазами возник милый образ очаровательной Насти, после чего я резвёхонько помчался в гараж заводить автомобиль.

Посылка действительно оказалась небольшой: мне передали плотно завёрнутый пакет размером с почтовый конверт, но толстенький и аккуратно перевязанный шпагатом, со множеством сургучных печатей. На всех печатях красовалось изображение одинокой башни без каких-либо надписей.

Поблагодарив молодого дипломата, взявшего на себя труд доставить мне от неизвестного ему отправителя пакет, которому предстояло миновать официальную таможню обеих стран, я вернулся к себе в усадьбу.

Запершись в кабинете, я ещё раз рассмотрел печати, но не обнаружил в них ничего нового. Сургуча явно не пожалели, поэтому, когда я снял шпагат, на небольшом медном подносе, стоявшем на моём столе, высилась приличная горка красноватых обломков от многочисленных толстых печатей. Бумаги на упаковку пакета тоже не пожалели. Это была толстая коричневая упаковочная бумага.

Я снял один слой, затем второй, третий. В голове моей начала оформляться нерадостная мысль о том, что я всего-навсего стал жертвой чьего-то розыгрыша. Сняв четвёртый слой бумаги, я обнаружил толстый конверт, также запечатанный всё той же сургучной печатью с изображением башни. Решив сохранить её нетронутой, я ножницами отрезал край конверта. Из него на стол выпали две записки и небольшая коробочка, в каких обычно держат ювелирные изделия.

Я решил начать с записок. Одна оказалась написанной по-французски, неизвестным мне энергичным почерком. Вторая — на русском языке от Насти. Разумеется, я начал именно с неё.

«Милый, милый Алексей Станиславович! — писала мне дочь вампира. — У нас с Катей всё очень хорошо. Но мне до сих пор очень не хватает вас, вашего свирепого обаяния, жестокого сарказма и обольстительных комплиментов. Первые дни я часто плакала, жалея, что не приняла вашего предложения выйти за вас замуж. Но вы ведь предлагали мне свою руку в шутку? Если даже и не так, никогда не говорите мне об этом, иначе я снова разревусь. Я очень, очень, очень вам благодарна. Простите мне мои колкости и ту несправедливость, которые могли вас обидеть. От мысли, что мне предстояло остаться на болотовском погосте, я просто прихожу в ужас. А Катенька? Неужели её ждала участь Груни? Вы спасли нас. Мы никогда не забудем об этом. Не забуду я и ваших замечательных зверей. Передавайте им привет.

Ваша (увы, уже не ваша) Настя.

Я отложил записку и закурил трубку. Образ очаровательной девушки стоял перед моим мысленным взором. Жалел ли я о том, что не попытался добиться руки Насти? Нет. Ничего хорошего из нашего брака не могло получиться. Мы оба слишком эгоистичны, слишком сильны, чтобы любовь не перешла в ненависть. Вечная пикировка и борьба за право жить так, как хочется, вот что ждало нас. А дети? От этой мысли я просто похолодел. Мне тут же представились отпрыски капитана Блинова, хозяйничающие в моём доме. Нет, нет и нет…

Но что-то всё-таки томило моё сердце, навевая грёзы о лёгком флирте, изящной дружбе, игривой переписке… Наверное, Настя останется в моей душе небольшой, но время от времени напоминающей о себе занозой.

Я выбил трубку и взял коробочку. Найдя почти незаметный механизм замка, я нажал слегка выступающий с краю стерженёк. Крышка откинулась. Моему взору предстал мужской перстень с большим кроваво-красным рубином. Перстень был старинной работы. Его изготовила рука большого мастера, чувствующего металл и любящего камень. Одно лишь смутило меня. В центре безупречно огранённого рубина виднелось небольшое пятнышко. Бракованные камни не вставляют в такую оправу или же при огранке стремятся скрыть изъян.

Я взял лупу и с восхищением обнаружил, что «пятнышко» оказалось вмонтированным в камень миниатюрным изображением летучей мыши. Да и сам перстень при внимательном рассмотрении оказался летучей мышью, сомкнувшей за спиной развёрнутые крылья и широко распахнувшей кровавую пасть — рубин, зажатый четырьмя острыми клыками.

Передо мной лежало чудо ювелирного искусства.