– А что это за красотки тут ходят по ночным улицам? – криво ухмыляясь, спросил у Насти парень. – А не проводить ли мне вас до кустов, мадам?
– Вообще-то, мадемуазель, и до кустов ходить с тобой мне не по чину.
– Такая гордая, да? – осклабился незнакомец. – А если я тебе кишки сейчас выпущу? Кому сказал – пошли в кусты!
– Ну что ж, пошли… – пожала плечами Настя.
– Только смотри – не вздумай кричать! – угрожающе взмахнул кинжалом парень. – А то я живо тебя щас как свинью располосую!
Пройдя с незнакомцем подальше от дороги и забравшись в густые заросли орешника, девушка подождала, пока парень приспустит штаны и в момент, когда он с победоносной улыбкой направился в ее сторону, резко схватила его за руку с кинжалом и с силой сжала ее, да так, что затрещали кости!
Парень удивленно вытаращил глаза и выронил оружие.
Оно не успело долететь до земли, когда Настя схватила клинок и воткнула его по самую рукоятку прямо в пах насильнику.
Тот удивленно издал сиплый вздох, схватился за промежность, а глаза его покраснели, надулись от боли, и тонкими струйками из них потекла кровь.
В следующую долю секунды Настя вырвала кинжал из паха, одним его взмахом вскрыла живот бандиту, вонзила в рану руку и, нащупав ногтями сердце насильника, вырвала его из тела, вместе с какими-то крупными сосудами.
– Ну и кто из нас свинья? – задумчиво глядя на незнакомца, тихо спросила у него девушка.
Парень мешком повалился на землю, а Настя откусила от сердца кусок, как если бы это было какое-нибудь крупное и сочное хрустящее яблоко.
Прожевав, сглотнув и осознав, что этот вкус ей нравится, она сожрала сердце целиком, после чего опустилась на колени и вонзила насильнику клыки в горло.
Вдоволь насытившись, девушка встала, отряхнулась, и решила-таки добраться наконец до кельи отца Николая.
Отец Николай проживал при Спасо-Преображенском кафедральном соборе, и в столь поздний час Настя не сомневалась, что он наверняка должен был быть в своей угрюмой, одинокой, аскетичной келье.
Будучи представителем черного духовенства, святой отец никогда не имел детей, отличался редкостным благочестием и как никто знал в городе слово Божие. Именно за его чистоту батюшку и приглашали учителем богословия в Александрийский институт благородных девиц, тем более, что он имел в этом предмете ученую и почетную степень магистра.
Речи священника не оставляли сомнения в истинности православных канонов и все воспитанницы любили его как собственного родного отца. Среди прочих же священнослужителей отец Николай снискал непререкаемый авторитет выдающегося богослова Черноземья и многие из них полагали, что в будущем проповедника ждет достойное место в Святейшем Правительствующем синоде.
Насте не составило труда увидеть в темноте величаво возвышающиеся над городом золотые шпили монументального собора, чьи каменные стены были отделаны светло-зеленым тонким слоем шероховатой, старой штукатурки. Частично архитектура храма напоминала ранневизантийскую, но в общих чертах это был пятикупольный храм с декором в стиле позднего барокко. Устремляясь ввысь, неподалеку от него стояла каменная, более чем пятидесятиметровая колокольня.
В одном из домиков, что окружали собор, горел лишь тусклый свет церковной лампадки, и именно в этом домике, как знала Настя, и проживал уже много лет достопочтенный и известный своим благонравием в городе отец Николай.
Святой отец, одетый в рясу с золотым крестом, благочестиво причащался в своей келье кагором, смиренно закусывая его висящими на шее, на связке, баранками. Крошки от последних постоянно застревали в его длинной и окладистой бороде, и отец Николай неистово крестился всякий раз, как, стряхивая крошки, его ладонь случайно задевала висящий на шее пудовый крест.
Его скользящий масленый взгляд глубокомысленно блуждал по комнате, а седые волосы святого отца были растрепаны и давно уже нуждались в услугах цирюльника.
Священник имел солидный вес, и церковная табуретка, на которой покоился жирный зад, жалобно скрипела всякий раз, когда, усугубив кагору, проповедник тянулся за очередной висящей на шее сладкой баранкой.
Причащался он очень усердно и был уже изрядно близок к небесам, когда, скрипнув дверью, в помещение тонкой тенью проникла Настя.
Обернувшись на скрип, священник разглядел, кто перед ним стоит, раскрыл от изумления рот, после чего влил в него остатки кагора из стакана и начал бессовестным образом орать благим матом на все дворы.
Читать дальше