Алексей Черемисин - Вкус вечной ночи

Отчего-то Настя совершенно не хотела есть, и постепенно она осознала, что съедающий ее изнутри голод – это вовсе не голод. Это страшная в сути своей и богомерзкая кровавая жажда. Но – оказавшись во тьме и в отчаянном положении, церковные заповеди постепенно начинают отходить на второй план.

Однажды, во время одного из пробуждений, Настю посетило целое семейство крыс, и в этот раз она устроила себе настоящий пир, и впервые с момента своего существования в гробу она почувствовала, как к ней начинают возвращаться давно покинувшие тело силы. И силы эти вскоре ей потребовались.

Это произошло совсем скоро после того, как к Насте заглянуло в гости описанное выше семейство. Девушка снова пришла в себя после сна, и чуткий слух ее уловил странные звуки, что раздавались, у нее над головой.

Слышался странный скрежет, скрежет ритмичный, и последующие удары, похожие на то, как будто комья земли ударяются об землю. Создавалось стойкое впечатление, что кто-то целенаправленно откапывает могилу, и этот кто-то, судя по звукам, был уже очень и очень близко!

Настя тихо втянула носом воздух и едва не подавилась от охватившего ноздри непередаваемого тонкого и аппетитного сладковатого аромата! Всякие блюда приходилось ей пробовать в жизни, но столь изысканный неповторимый букет похороненная заживо ощутила впервые.

Запах был настолько прекрасен, что у изголодавшейся Насти совершенно отказал человеческий разум, и она превратилась в затаившегося хищника, выжидающего, когда его жертва подберется поближе.

Меж тем человек сверху, похоже, совершенно не чувствовал никакой опасности и, очевидно, пребывал в благодушном и даже радостном своем настроении.

– Мои подружки молчаливы, они не стонут, не кряхтят, они совсем неприхотливы – как положу, так и лежат! – распевал человек странно знакомым голосом и вовсю орудовал лопатой. – Э-эх, красотища! Я один, а их тыща! 1 1 Алексин Андрей Владимирович, «Некрофил».

В конце концов, лопата стукнула об крышку гроба, человек отставил инструмент в сторону и взялся за монтировку.

Когда крышка откинулась в сторону, Настя жадно вдохнула свежий воздух и увидела уходящие вверх высокие земляные стенки. Выше них, в прямоугольном окошке, необычайно похожем на ворота в рай, сияли своим мерцанием молчаливые и холодные, окружающие месяц, звезды.

Потом она разглядела своего освободителя и была необычайно удивлена, когда поняла, что перед ней стоит не кто иной, как родительский слуга, немец Густав.

Слуга вспотел от работы и льняная светлая рубашка прилипала к его мокрому, разгоряченному телу. На ногах его были перепачканные грязью сапоги, а потом Настя осознала, что, кроме сапог с рубашкой, на Густаве ничего больше и не было! И состояние его детородного органа не оставляло сомнения в том, с какими целями он откопал похороненную заживо несчастную девушку. Впрочем, о последнем, видимо, немец еще не знал.

– Надеюсь, прошло достаточно времени для того, чтобы ты начала подванивать! – проворчал старый слуга, встав над Настей во весь рост и взяв в руки тускло горящий, проржавевший фонарь. – Страсть как люблю, когда несвежие тела разрывает от газов!

Наклонившись над девушкой и поднеся к ней фонарь, седовласый извращенец с вожделением присмотрелся ей к лицу.

Уже в следующую секунду глаза его расширились от ужаса и он решил закричать, но резко взметенная рука с острыми ногтями с силою вцепилась ему в горло и смяла его, как кусок бисквита, превратив несостоявшийся крик слуги в неразборчивое, хриплое бульканье.

Вцепившись в Густава словно кошка и обхватив его ногами, Настя с урчанием дотянулась до изувеченного горла и разорвала его своими острыми как бритва зубами.

Аппетитный запах человеческого тела был настолько неповторим и сводил с ума, что бывшая институтка даже не почувствовала, как у нее перед укусом невероятно удлинились клыки.

Немец хрипел и пытался отбиваться, но кровь его быстро уходила из тела. Словно горячий живой поток, оно обагряло собой белоснежное платье невесты.

Та не обращала на это никакого внимания и только жадно глотала всю ту драгоценную плазму, что фонтанирующими струйками успевала попадать ей в рот.

Наконец-то она чувствовала, как отступает столь ставший ненавистным ей промозглый холод. Ее члены тела приобретали гибкость, а вместе с гибкостью в них возрождалась жизнь.

Поток постепенно начинал сходить на нет, немного раньше затих в руках у Насти старый немец. Теперь уже девушка высасывала из бывшего слуги все те остатки крови, что еще оставались у него в теле.