Дарина Смолинская - Дорога огня. Том I. По ту сторону

– Конечно, нет! Как такое может быть?! – удивляется малышка. Незнакомка беспечно отмахивается, но в прищуре светлых глаз прячутся искры: она знает, о чем говорит.

– Они хотят попрощаться. Все трое еще тут, и им важно знать, что ты расскажешь их историю.

– Зачем? Кому? Кто мне поверит?

– Однажды у тебя будут дети. Дети любят истории, даже страшные. Пусть не поверят, но запомнят. Перескажут своим детям, – она поднимается с рюкзака. – Те передадут дальше. В самом конце память – все, что остается. Без памяти тебя будто и не было никогда. Что может быть страшнее? – опять разглядывает меня, водит пальцем по губам. Не выдерживаю:

– Что?

– Ничего, – смаргивает, шарит по карманам. Достает потертый блокнот. – Суть в том, что сейчас эти четверо – лишь местная страшилка. Заложные покойники. Мы должны вернуть им лица. И надо поспешить: время роз заканчивается. Духи тоже боятся умирать, и, возможно, будут сопротивляться, – из ямы тянет холодом. Заглянув внутрь, вижу, что цветы ссохлись и потемнели, а выкопанная земля ручейками бежит вниз. Голова идет кругом, мигрень простреливает виски. Зажмуриваюсь, сжимаю стучащие зубы, выдавливаю:

– Почему здесь ночь? Где мы? – девушка издалека отвечает:

– На другой стороне мира.

– Это ты была в арке? Перед переходом сюда, – пусть она, иначе как я вернусь? Такие плотные силуэты хуже всего: они говорят. Шарят рядом, в стенах, месяцами, дотрагиваются и ранят, шепчут и кричат даже днем, заглушая прочие звуки. Я не выдержу, мне нужно отдохнуть. Поспать, пока не зашло солнце. Сколько времени мы здесь? Будто годы. Вдруг дома уже закат? Я не переживу еще одной бессонной ночи. Скажи, что это ты…

– Нет, сама знаешь, – вскидываюсь, но она уже отвернулась и командует:

– Дай ей нож! Я займусь защитными чарами. Призраки не смогут выйти за пределы круга. Когда появятся, ты – скажи их имена: Эйлин, Натан, Анна и Истер. Повтори!

– Эйлин, Натан, Анна и Истер! Зачем мне нож? – девочка принимает оружие. Держит, смешно вытянув руки. В голосе пляшет паника.

– Надо порезать руку, а потом отдать его призракам. Подойдите к могиле, – заметив, что мы не двигаемся с места, девушка раздраженно поясняет:

– Ты обязана им жизнью. Отдавая кровь, показываешь, что знаешь и ценишь это. Железо же… нож прогоняет призраков из реальности живых. Ритуал, по сути, просто прощание. Если не примут дар, ударьте каждого ножом. Возможно, придется побегать. Из дома им не выйти, а навредить, пока я читаю заклинание, духи не в силах. Так что не бойтесь и ни в коем случае не мешайте мне. Ясно? – она открывает блокнот.

– Я не смогу их поранить! – девочка пятится, прижимая нож к груди. Ловлю за шиворот:

– Я смогу, все нормально. Главное – кровь и имена. Помнишь имена?

– Эйлин, Натан, Анна и Истер! Но как узнать, кто где?

– Да плевать. Заткнулись и приготовились. Я начинаю, – девушка закрывает глаза, выдыхает и чертит в воздухе полупрозрачный знак. Кладет сверху руку – зыбкие линии расплываются в сложный узор, паутиной повисают между нами. Шар полыхает белым светом, прогоняя ночь на улицу. Волшебница бормочет, читая – напевно и тягуче. Молитва? Они никогда не помогают – мне не помогли, – неужели с привидениями работают? Меня трясет, но не от холода. Пульсация в висках учащается до единого спазма. Закусываю губу, чтобы не закричать.

Мертвецы появляются внезапно. Моргнула – стоят. Сжимаю плечи вскрикнувшей девочки. Напрочь одинаковые, смерть стерла различия. Наш призрак дрожит на пороге, бьется, словно в закрытую дверь, исходит волнами ряби. На бледной плоти проступает кровь: мальчик умер в лесу, и лес не отпускает его.

– Имена! Говори имена! Давай же! – круг порошка осыпается вместе с землей. Мешочки ползут, а мертвые становятся ярче, вспухают объемом. Я качаюсь от накатившего морока, встряхиваю девочку:

– Скорее! Они впитывают нашу жизнь!

– Эйлин! Натан! Анна! Истер! – она с плачем падает на колени, роняет нож и закрывает голову руками. Перехватываю оружие и дергаю за запястье. Режу ладонь. Края раны раскрываются ртом. Проступают алые бисеринки, медленно набухают, а потом черная кровь моментально заполняет разрез, жарко выплескивается. Господи. Шрам будет больше моего! Прижимаю лезвие, переворачиваю, пачкая.

– Дай им нож, живо! – окрик из-за спины. Я пропустила, когда оборвалась молитва. Защитный контур разрушен. Отталкиваю девочку на землю. Малышка рыдает и баюкает раненую кисть, но перестает существовать, когда я делаю шаг вперед. Мертвые совсем близко. Вновь чувствую запах огня, но не старый едкий дым, нет – боль горячих танцующих языков. Время и кровь будто замедляют ток. В ушах шумит, а на периферии зрения мелькают изломанные силуэты.