Константин Рыжов - Звезда Маир

– Добрый вечер, – сказала незнакомка. – Я из игрушечного магазина. Ваша бабушка только что купила у нас куклу и попросила доставить ее по этому адресу.

– Добрый вечер, – растеряно отвечала мама. – Я думала, она сама к нам зайдет.

– К сожалению, она очень торопилась, – сказала незнакомка.

Женщина вручила подбежавшей Анжелике огромную коробку, перевязанную черной лентой, и попросила маму расписаться в накладной. Пока мама говорила с посыльной, девочка распустила ленту и открыла коробку.

– Мамочка, ты только посмотри, кого нам принесли! – воскликнула она с изумлением.

Мама обернулась и всплеснула руками. Крышка уже была отброшена, и сквозь полиэтиленовую пленку из коробки смотрела на нее та самая пресловутая штучная «готка» в черном, из-за которой несколько часов назад произошла ссора с дочерью. Рядом стояла Анжелика и счастливо улыбалась…

Мама заперла дверь на задвижку и наклонилась над подарком.

Вынутая из витрины, кукла не утратила прежнего великолепия. Напротив, ее яркая оригинальность сделалась еще выразительней. Кем бы ни был неведомый художник, давший жизнь этому маленькому шедевру, он в совершенстве владел своим ремеслом. Создавая куклу, мастер тщательно продумал каждую мелочь, ведь он прекрасно понимал, что мелочи как раз и составляют суть любой вещи. Без головного убора (широкополая шляпа лежала отдельно) кукла не имела уже того неприступно-холодного вида, что был у нее днем. Впрочем, она не стала от этого ни душевнее, ни добрее. Модная, несколько даже экстравагантная стрижка подпускала в общее впечатление флер пикантности и таинственности. Волосы ничем не отличались от настоящих («может, они и в самом деле человеческие», – подумала мама). Дорогой пластик, из которого изготовили лицо куклы, и на вид, и на ощупь удивительно напоминал человеческую кожу – был таким же эластичным и упругим. Но тепла человеческого тела он не имел, и от того касаться его маме было неприятно («словно трогаешь мертвого ребенка», – промелькнуло у нее в голове).

Однако самым поразительным в этой кукле были ее глаза – огромные, серовато-голубые, обрамленные длинными, пушистыми ресницами. Выглядели они на редкость живо: сложный узор радужки, влажный блеск роговицы, подвижный, неведомо каким образом расширяющийся и сужающийся зрачок, – все было очень натурально. Но, хотя мама и сознавала, что видит перед собой далеко не заурядную игрушку, ее отношение к ней не переменилось. Необъяснимая антипатия, овладевшая ей еще в магазине, даже усилилась. Мама подумала, что, сообщая кукле так много человеческих черт, мастер перешел некую границу, заступать за которую ему не следовало. Короче говоря, неожиданный поступок свекрови и ее непонятная щедрость маму нисколько не обрадовали. Но она постаралась скрыть свои чувства, так как видела неподдельный восторг дочери, которая горячо радовалась и восхищалась подарком бабушки.

Удалив пленку, мама извлекла куклу из коробки и поставила ее на пол. Широко расставив ноги в модных тяжелых ботильонах, «готка» уверенно держалась в вертикальном положении.

– Мамочка, – посмотри какая у нее курточка! – прошептала девочка. – Просто супер!

С этим замечанием нельзя было не согласиться. Не только кожаная куртка, но и весь гардероб черной незнакомки вплоть до самых незначительных деталей отличался изысканностью и той неброской добротностью, что свойственна по-настоящему дорогим вещам. Крой, фасон и материал – все было безукоризненно. Подобные фирменные «шмотки» мама видела прежде только в дорогих бутиках. Разглядывая теперь куклу, она не находила в ее нарядах ничего «игрушечного». Все предметы туалета отличались от «настоящих», «взрослых» вещей только своими миниатюрными размерами.

Желая получше разглядеть скрытый под курткой свитер, мама потянула за бегунок замка-молнии, но тут же отдернула руку.

– Ой! – воскликнула она. – Колется!

Анжелика заметила на мамином пальце быстро набухавшую капельку крови.

– Обо что ты укололась? – удивилась девочка.

Мама сама поначалу не разобрала, но, ощупав отворот куртки, нашла под подкладкой острую булавку. Кто-то спрятал ее и приспособил таким образом, чтобы человек, расстегивающий молнию, непременно поранил себе руку.

– Я же говорила тебе, что она злая! – сердито сказала мама.

– Но, мамочка! – возмутилась Анжелика, – кукла здесь не причем. Это чья-то глупая шутка!

Вместе они отправились на кухню, где мама прижгла ранку йодом. Потом она самым внимательным образом осмотрела покупку (не хватало, чтобы ее дочь тоже укололась!), однако ничего опасного не обнаружила. Кукла перешла в руки Анжелики, и та принялась устраивать ее на ночь. Сначала девочка хотела раздеть новенькую и уложить ее в постель, но потом сообразила, что у нее нет подходящей кровати. Тогда она решила соорудить ей временное ложе из подручных средств. В ход пошли игрушки, книжки и даже темно-красная, с длинными кистями скатерть с круглого столика в прихожей, которую девочке разрешили на время взять себе. Когда мама, приняв душ, вышла из ванны, дочь позвала ее к себе в комнату и с гордостью продемонстрировала результаты своих трудов. На небольшом расстоянии от стенки ящика с игрушками Анжелика уложила стопками свои книжки и коробочки от маминой косметики. Получилось что-то вроде длинной узкой ниши, которую она выстлала изнутри темно-красной скатертью. Новая кукла, уже без куртки и ботильон, но в черном свитере и черной юбке, лежала в ней, закрыв глаза и вытянувшись во весь рост. Мертвенная бледность кожи, глубокие тени вокруг длинных пушистых ресниц, заострившиеся черты лица, а также траурное сочетание черных и красных цветов, – все это произвело на маму удручающее впечатление. В памяти всплыла тягостная картина похорон дочери, и она поспешно отвела глаза от импровизированного ложа, больше всего напоминавшего ей зев открытого гроба.