Carinetta - Великолепие

Всякий раз, садившись перечитывать рассказ, я принимала первые его строчки за приказ к выполнению – и переписывала всё заново к чёртовой матери.

– Проще! Язык должен быть проще!

Ежиха Жанна суетно бродила по норе.

– Язык будет простой… И странный!

Солнечные стрелы протиснулись в крохотное окошко и вонзились в пол. Ежиха выстрелила в ответ любопытным носом, прищурившись от яростно-кирпичного заката, и смекнула: пора. Самое время охотиться за вдохновением!

Жанна прильнула к платяному шкафу, раскинула дверцы и влезла в вывалившийся на неё фиолетовый свитер. Выпрямившись перед зеркалом, заправила за ворот вьющиеся иголки, уставившись на свою фиолетовую фигуру.

– Талии – литоту, груди – гиперболу! Губы накрашу красными неугомонными речами! Никто и не заметит их мертвецкую бледноту, если галдеть, не останавливаясь!

Жанна закинула за спину рюкзак с газетами и красками и встала по очереди в лакированные сапоги до самых ушей.

– А волосы заправлю в карандаши! Поэту сгодятся кучерявости!

Жанна выкатилась в гулкую шахту и захлопнула толстую круглую дверь. Нервно зазвенели бронзовые ключи.

Жанна прокралась к барной стойке туго забитого бобрами кафе.

– Секста… О, нет! Септима эспрессо – семи тонов обжарки!

Бобр-бариста издевательски посмотрел на Жанну.

– Намазать пенку жжёным сахаром или надавить сок из гусеницы?

– Ты что, кретин?

Жанна выпучила в ответ глаза так сильно, как только смогла. У Жанны были крупные красные очки, так что она, несомненно, выигрывала. Оба – в духе правильного воспитания – презренно продолжили свои дела.

– Посыпь пионовой пыльцой! – фыркнула Жанна вслед баристе из-за плечика.

Жанна забрала свой густой, как гуталин, эспрессо и плюхнулась на свободный угол одной из табуреток.

Толстый пожилой бобр, расплавившийся в кресле напротив, отлепил от толстой газеты пенсне и устремил на Жанну. Над его макушкой отчётливо проявились мысли: «Что ты, нищенка, что ли? Или на диете?»

«Заткнись, поганец! – подумала в ответ Жанна. – И чего я только явилась в эту мокрую столицу, кишащую гадкими бобрами?!»

Ежиха расстелила на доставшемся ей угле стола кусок газеты, вырванный из рюкзака, смочила кисть в кофе, выдавила на неё из скрюченного тюбика жирную полоску жёлтой краски и приготовилась писать:

«Жанна Баклажанова «Великолепие»

– Ну-с, Жанна-Ежанна, – заведующий кафедрой драматургии бобр Жан Павлович поднял на Жанну свои крылатые брови, – прочёл я твою новеллушку! Это вообще никуда не годится, Жанночка. – Жан Павлович понизил голос. – Ты же студентка Морской Академии Поэзии и Прозы, а не какого-то болотного училища частушек! Откуда в тебе этот дрянной жаргон?

– Так ведь натуральный… Так все бобры взаправду разговаривают!

– Когда же это правда становилась искусством, Жанночка?

Глупо верить на слово поэту!

Наивно верить взору живописца!

Если бы чтили правду сего света,

Они б свою не подстрекали в него вжиться!

– Помнишь?

– Ещё с гимназии!

– Вот и я, представь себе, до сих пор не изловчился написать красивую пьесу на таких словах, как «***», «###», «$$$» 1 1 Так я и воспротивилась вставить сюда паршивые словечки – даже для примера! Не сумею и я написать новеллу на таких вот поганых словах, а я и подавно не Жан Палыч! . А я ведь профессор! Может, и дряхловат нынче… Но не выйдет дела из тощей брани! И кто ж это тебя выучил так безграмотно ругаться? Ругаться нужно деликатно! Риторически! Ты что, ни разу не напивалась в нашем буфете оперетты? Ты должна послушать, как выражаются доктора наук!

– Жан Палыч…

– Брань – перец жалящий! И начинить им торт – вот искусство! Значит, так, – Жан Павлович дёрнул круглую ручку ящичка и вытянул бумажонку, – меня нынче призвали на слёт романистов – те ещё говнюки. Делать там решительно нечего, но вот нажрутся эти гады прилежно. Вот тебе мой пригласительный. Если к четвергу добросовестно выругаешься в своём курсовом, так и быть, всыплю тебе зачёт по гонзо-журналистике!

Жанна, любопытствуя, вытянула дрожащий носик к билету.

– Спасибо-спасибочки, Жанчик наш Павлович! – Жанна выхватила билетик и покатилась к выходу.

– И, Жанн, – завкаф поймал ежиху в дверях, – на кой чёрт ты пишешь лимонной краской на газете? Ну какой прок жёлтым писать по жёлтому? Не умеешь добросовестно изгадить торт – пролей хоть крему на лопату с дерьмом! Попробуй алый краплак. И посмотрим, как зазвучит рассказ, Жанна-Баклажанна. Как тебя по батьке?