Алексей Пенза - Американка. История первая. Ты не один

Иваськов, потирая укушенную перебинтованную платком руку, стоял у забрызганного грязью окна и смотрел на машину скорой помощи, в которую погрузили связанного на всякий случай больного. «Да, – протянул про себя врач, – теперь этот припадочный не скоро ещё приедет на родную станцию, проваляется пару недель, если не больше, в районной больнице, в которой и медикаментов-то подходящих может не оказаться…»

Раздумья прервала проводница, тихонько подошедшая сзади:

– Может, у него бешенство, как думаете?

– При бешенстве такой высокой температуры не бывает, – негромко, но уверенно сказал Иваськов, а про себя подумал: «По крайней мере, я так считаю…» – и, тяжело вздохнув, снова погрузился в свои мысли.

Зашумели колёса, и поезд тронулся в путь, а Николай всё смотрел вслед отъезжающей скорой и не мог отогнать от себя тяжкие думы.

Дома Иваськова ждали с нетерпеньем. Все соскучились и так и норовили повиснуть у него на шее, чтобы крепко обнять и поцеловать, но он старался держаться отстранённо, ссылаясь на то, что сильно устал с дороги. Николай смотрел на своё дружное семейство, и радость наполняла его душу. Счастье было настолько огромным, что им хотелось поделиться со всем миром. Он одаривал подарками своих любимых детей, дорогую супругу, но старался близко к ним не подходить. Жена сразу отметила некоторую холодность мужа, но выпытывать подробности не стала, может, действительно с дороги устал, отдохнёт – сам всё расскажет.

Когда дети, наконец, улеглись спать, супруги остались на кухне вдвоём. Затворив поплотнее дверь, Николай без утайки рассказал о приключившейся с ним неприятной истории и своих подозрениях. Жена расстроилась, долго молчала, а после согласилась с мужем насчёт временной изоляции его от семейства. Она погладила незадачливого супруга по голове своей узкой ладонью, поддержала, как смогла, простыми, но крайне необходимыми в ту минуту словами.

Иваськов поселился в загородном домике. На следующий же день он на всякий случай привился от бешенства и взял на работе давно накопившиеся отгулы. Время шло. Никакие симптомы болезни не проявлялись, и Николай задышал ровнее, спокойнее, но домой возвращаться не спешил. Ежедневно он созванивался с женой и детьми и каждый раз на вопрос «Когда ты приедешь?» уклончиво отвечал: «Скоро».

Он вышел на работу, лечил пациентов и втайне мечтал о скорейшем возвращении домой. С досадой вспоминал о тех славных деньках, когда они всей семьёй сидели перед телевизором или слушали интересные истории, которые он вечерами читал. Порой, если дежурство не выпадало на выходные и получалось выкроить время от домашних дел, Николай давал детям денег на кино и кафе и оставался наедине со своей любимой, чтобы насладиться мгновениями единения, такими редкими, такими короткими.

При всём том, что прививки были сделаны, что-то не давало ему покоя. Паранойя? Излишняя подозрительность? Страх? Николай боялся вернуться домой преждевременно, дабы не заразить, не дай Бог, своих любимых.

Первое, что настораживало Иваськова, – это место укуса. Несмотря на то, что прошло достаточно времени, следы зубов не заживали, но и не доставляли никаких неудобств: ни покраснения, ни отёка не было. Рана словно пребывала в состоянии застоя.

Второе, что заставляло задуматься, – сильная перемена в поведении. Из тихого и вежливого человека Николай превратился в озлобленного и раздражительного. Он вечно находился на взводе, готовый разорвать всех и вся на своём пути. На работе редко кто с ним решался заговаривать, дабы не портить себе настроение его выходками: особенно после того случая, когда он оставил на нескольких коллегах глубокие следы от ногтей.

Ни разу не получавший выговоров от руководства, после укуса он стал частым гостем в кабинете заведующего отделением. Неадекватное поведение Николая привело к тому, что он был принудительно отправлен в двухнедельный отпуск.

Шёл девятый день изоляции Иваськова от семьи. Жуткое, разрывающее изнутри, высасывающее, неутолимое чувство дикого голода стало постоянной проблемой отшельника. Николай ежедневно опустошал целый холодильник, но легче не становилось: жор не отступал. По началу спасали мясные и рыбные изделия, но, надо сказать, ненадолго. Бутерброда с колбасой или пары кусков жареной рыбы хватало едва ли на час. Чем больше времени проходило, тем ненасытнее становился Николай. Порой он сам себе удивлялся: куда всё это помещается, ведь ел он уже не порциями, а килограммами.