Книга явно была старой. Об этом говорил не только затхлый запах старой кожи, но и пожелтевшие от времени плотные страницы, исписанные каллиграфическим почерком, прежде который мне видеть не доводилось. Но писала определённо бабка. Откуда я знала это, непонятно, но сердцем чувствовала, что это так. Интересно, как давно это было?
Почти к каждой странице была прикреплена яркая фотография с изображением блюда. Фотки явно появились куда позднее, чем записи, сделанные на страницах. От фотографий книга казалась раздутой, переполненной, словно не желала принимать ничего лишнего. Я быстро пролистала шуршавшие под пальцами страницы и обнаружила, что к некоторым рецептам фотография не прилагалась. Вместо этого под ними значилась жирная надпись «Не готовить». Я насчитала восемь таких страниц и вновь внутренне содрогнулась.
Восемь рецептов блюд, при взгляде на которые мой желудок судорожно сжимался в комок, а рот наполнялся слюной. Я вдруг испытала неимоверно дикий голод. Восемь имён с адресами людей неизвестных мне и всевозможные приписки с указаниями под каждым рецептом.
«Вот сука», – в очередной раз подумала я. Отшвырнула книгу в сторону и судорожно принялась перерывать оставшиеся коробки, в которых, к моему глубочайшему сожалению, оказались вовсе не книги, а какое-то старое барахло, и лишь в одной из них посчастливилось найти какие-то тетрадки. Захлопнув коробку с записями, я подняла её и уже собралась к лестнице, ведущей вниз, но увидела мальчика склонившегося и разглядывавшего что-то на полу.
– Что ты там делаешь, Артур?
– Ты разве ничего не слышала? – спросил он, загораживая мне обзор на то, что с таким интересом разглядывал.
– Нет. Я ничего не слышала. Мне страшно до ужаса, и я не хотела бы здесь задерживаться, так что просто покажи, что там. – Захотелось потянуть его за рукав рубашки и отодвинуть в сторону силой, но вовремя себя остановила, вспомнив, что сделать этого не могу. А что было бы, сумей я до него дотронуться? Что почувствовала бы, прикоснувшись к отвратной рваной ткани?
– Я услышал глухой удар. Такой, знаешь, как если бы что-то упало на пол, и пошёл посмотреть.
Он отодвинулся, и я увидела на деревянных досках птицу. Её довольно большое для вороны черное тело трепыхалось в предсмертных судорогах, а клюв то и дело открывался, пытаясь вдохнуть, но по виду птица эта давно уже была мертва. Местами лысая, с дырками в разлагавшемся теле. Кожи на её голове не наблюдалось вовсе, но она всё равно подёргивала лапками в тщетных попытках приподняться.
– Ты чувствуешь запах? – спросила я мальчика.
Должно было пахнуть гнилью или кровью, или затхлостью от пыльного чердака, но пахло землёй. «Свежим влажным черноземом, который бывает на кладбищах», – только и успела подумать, ведь совсем недавно вдыхала в себя подобный аромат.
– Отойди! – крикнула я мальчонке, но покрытая землёй рука уже схватила его за ступню.
Она появилась из темноты угла, из-под вороха тряпок. Она подстерегала его. Не хотела спугнуть. Мне даже в голову не пришло, что это за рука, как она могла оказаться на чердаке и где, к чертям собачьим, остальное тело. Но рука вцепилась в мальчика крепко и принялась тянуть его в темноту образовавшегося за ней провала. Он заверещал так сильно, словно впервые в жизни испытал страх. Не могу сказать, почему кинулась на помощь, но бросила коробку на пол и схватилась за ржавый топор, что принесла вместе с гвоздодёром просто на всякий случай, и принялась рубить ту руку со всей возможной силой. Что-то в том тёмном углу сначала чавкнуло, а потом охнуло, когда отсечённая по локоть конечность упала на пол.
– Оставь её! – строго приказала я пацану. – Быстро с чердака. Мы и так тут задержались.
Когда мы кое-как спустились, мальчонку потряхивало от нескончаемых конвульсий, как будто что-то поселилось внутри и терзало, не находя выхода наружу. Я глядела на подёргивавшегося юнца и представляла тысячи бабочек, исчезнувших из своих деревянных рамок, а затем превратившихся в пыль.
«Теперь они внутри него», – почему-то думала я. Несмотря на всю абсурдность подобного предположения, почему-то верила, что это не так уж и далеко от истины. Верила, потому как в рамочки они так и не вернулись. Я даже на всякий случай сфотографировала их, пустые прямоугольники, висевшие вдоль стен. Был момент, когда я подумала, что неплохо было бы вообще поснимать их и сжечь прямо посреди гостиной, устроив большой пылающий костёр, в котором сгорела бы и я, но так и не решилась.
Читать дальше