Александр Берник - Степь 2. Расцвет. Часть вторая

Кайсай тоже перестал крутиться и видя, что противник не шевелится и кажется не дышит, нагнулся чтобы перевернуть глыбу жира и оценить результат удара, но тут резкая боль обожгла спину и в глазах резко потемнело…

Первый раз Кайсай очнулся в полузабытьи и не понял, где находится. Осознал только, что ему совсем хреново, и он чуть ли не при смерти. Успел лишь стиснув со скрежетом зубы заставить себя бороться за собственную жизнь чего бы ему это ни стоило, после чего опять впал в беспамятство.

Потом ещё несколько раз вываливался в этот болезненный мир и вновь падал во мрак обратно, словно камнем на дно шёл в кромешную темноту. Наконец рыжий пришёл в себя. Вроде как проснулся и при этом хорошо выспался, только шевелиться не мог по непонятной причине. Ни то что боль или ещё что, просто тело не слушалось. От слова «совсем» до слова «полностью». Одни глаза открылись и то кое-как и лишь узкими щёлками, хотя в голове мысленно себя чувствовал бодро и легко.

Ощущение какое-то странное, будто он такой молодой и здоровый сидит в чужом и дряхлом теле как запечатанный в скорлупу. Вот чувствует, что он – это «он», а тело не «он». Голову повернуть не может, а глаза из стороны в сторону в щёлках бегают. Стал вглядываться в полумрак и пришёл к пониманию, что находится в каком-то ветхом жилище. Даже сначала показалось что оно нечеловеческое. Стены, потолок и всё докуда дотягивался взгляд, увешано пучками разных трав, вениками, букетами давно завядших и высохших цветов.

Тут размазанной тенью промелькнуло светлое пятно. Кайсай не смог поймать его плавающим взглядом, оттого не понял, что это. Но когда пятно лёгкой поступью скользнуло обратно, рыжий отчётливо разглядел голую задницу уплывающей от него бабы.

Видел только округлый зад, так как белый волос скрыл спину полностью. Он сначала подумал про седину и древнюю вековуху, вот только задница с выросшими из неё ногами твердила обратное. Ни на старуху седую и дряхлую она указывала, ни на бабу от лени жиром заплывшую, да и на кутырку – воблу сушёную не походила. Задница явно принадлежала молодухе, где-то между бабой и девкой навыдане. Что-то среднее. А волос скорей всего не седой, а цветом пересушенного на солнце сена.

Подобное видение с одной стороны его озадачило, но с другой, вроде как-то даже подвигло к жизни. По крайней мере, по телу пробежала сладостная дрожь, отчего почувствовал собственные руки, шевеля потихоньку пальцами. Голая молодуха опять прошла мимо, только на этот раз передом, вот тут-то он почти смог различить черты лица красавицы.

Она действительно оказалась молодая и, кажется, симпатичная, но разглядеть особо лик хозяйки не удалось и на этот раз, так как почти сразу ошарашенными глазами зацепился за обалденно красивые груди. С первого мутного взгляда подросток оценил завораживающую красоту этих дарованных бабе от природы выпуклостей. Ни маленькие, ни большие, как раз то что нравилось Кайсаю и какими грезил в мечтах. Стояли упругими шарами, не обвисая ни капли под своей тяжестью. Светлые ореолы, призывно топорщившиеся соски, только ещё больше украшали своей не броскостью и соразмерностью общую картину совершенства.

Залюбовавшись ими, он и не успел разглядеть как следует лицо, поэтому сначала воспринял лишь общие контуры, но даже по ним понял, что не чё так молодуха, ладная. Вот лишь как только взгляд отцепился от прелестей, Кайсай до оторопи замер в ступоре, узрев на её точенном теле разноцветные колдовские росписи, сплетённые в хитрые загогулины. Это зрелище невиданной живописи заставило даже зажмуриться от испуга, а взбесившееся сердце в раз попыталось выброситься из груди.

Наслышался он с полна от своего наставника про этих «меченых» ведьм – колдовское отродье бабьего мира, и от осознания того, к кому попал в загребущие руки, как-то сразу расхотелось оживать, рисуя для себя мрачные последствия от пробуждения. Лучше сдохнуть ни понять от чего, чем стать игрушкой для издевательств вот у такой.

Некоторое время спустя он всё же заставил себя успокоиться, решив, что если хотела бы что-нибудь с ним сделать, то давно бы сделала, и продолжая прикидываться полудохлым вновь приоткрыл глаза-щёлочки, наблюдая за хождением голой красавицы туда-сюда.

Кайсай даже не задался естественным вопросом, почему эта дева перед всем честным народом, то есть перед ним разгуливает голая, будто так и надо. Потому что как глубоко озабоченный, рыжий занимался тем, что тайком подглядывал за развратной ведьмой в щёлки собственных глаз, оставаясь, как ему казалось не замеченным для неё.