Алексей Марьясов - Сны Лилит

– Мам, это твой друг? – настойчиво уточняет сын, словно это ему действительно важно.

Мне становится больно. Пожалуй, я сейчас тоже закричу, будто меня режут или рубят на части.

Она выключает телефон непослушными пальцами, чтобы он, не дай бог, не зазвонил ещё раз. Сосредоточенно допивает воду и замирает в растерянности. Я тоже растерян и жду, что будет дальше. Наверное, тот, другой, ждёт её. Ничего не знает о беременности. О том, что его сперматозоид и её яйцеклетка уже дали начало новой жизни. Просто ждёт и надеется, что она вернётся к нему так же, как двумя неделями раньше вернулась ко мне. Он надеется. Это мне, судя по всему, ждать уже нечего.

– Так что ты решила? – ещё раз на всякий случай спрашиваю я.

– Я же сказала, – говорит она, невольно косясь на нашего сына, – я сделаю аборт.

Кот на экране заливается басовитым смехом, не замечая, что на голове у него вот-вот взорвётся бомба. Кажется, на этот раз ему действительно придётся несладко. Одновременно наша настоящая кошка, оставляющая всюду клочья серой шерсти, влетает на кухню. Она не успевает затормозить и врезается жене в ноги. Та вздрагивает от неожиданности, и копившийся в ней страх прорывается наружу.

Жена бросается к сыну и, отняв у него хлеб, принимается вытирать ему лицо, вымазанное в яблочном пюре. Он сопротивляется, пытаясь ни на секунду не упустить происходящее в мультфильме.

– Это всё из-за тебя! – вдруг бросает она ему.

– Это всё из-за тебя сейчас, ты понимаешь?! – она почти кричит.

Вряд ли он понимает. Ему ведь даже нет трёх лет. Я и сам мало что понимаю, кроме того, что наш брак точно обречён. И неважно, сделает ли она сегодня аборт или нет.

Сын перестаёт вырываться, и она тоже опустошённо опускает руки, забыв вытереть немного пюре на его маленьком подбородке.

Она целует нашего мальчика в макушку и выходит прочь. Я следую за ней, словно провожая её по старой привычке.

– Можешь помолиться за меня. Чтобы всё прошло хорошо, – неожиданно говорит она на прощанье.

– Это вряд ли, – мотаю я головой.

Она пожимает плечами. Хлопает дверь. Я остаюсь один. С сыном и даже с кошкой, но всё равно – один.

Я ухожу в спальню и опускаюсь на давно остывшую кровать. Странно, но как бы ни было плохо на душе, даже сейчас какая-то часть меня продолжает отстранённо смотреть на происходящее. Та самая часть, что замечает разнообразные детали жизни, дабы потом воплотить их в текст. И я запоминаю её дрожащие пальцы, держащие стакан, горячий воздух южного утра, вопли кота по телевизору и интонацию жены, с которой она сказала те самые первые слова. Те самые, с которых всё началось. «Я беременна», – вот что она сказала.

Постепенно силы оставляют меня. Я больше не могу держаться. Я чувствую, как слёзы начинают катиться по лицу, и закрываю его ладонями, чтобы не разрыдаться в голос.

Я даже не замечаю, сколько времени сижу, скрючившись и всхлипывая, пока дверь в спальню не открывается.

Сын осторожно просовывает голову и внимательно смотрит на меня.

– Па-а-ап…

Я поднимаю на него глаза, полные слёз.

– Па-а-ап, ты чего здесь сидишь? Пойдём… Пойдём смотреть мультики, – говорит он мне.

1

– Значит, вот сюда? – спрашиваю я у медсестры, принимая небольшой прозрачный контейнер с красной завинчивающейся крышкой.

– Да, – говорит она, – имейте в виду, что сперма выходит порциями и состав этих порций неоднороден, поэтому постарайтесь собрать всё.

Я киваю головой, потупив глаза, делая вид, что рассматриваю контейнер.

– Сперма собирается только путём мастурбации, другие способы недопустимы, – продолжает объяснять медсестра.

– Да, – говорю я, – так и сделаю.

– Пять дней воздержания были? – спрашивает она.

Я снова киваю.

– Алкоголь, сигареты, лекарственные препараты, кроме жизненно необходимых?

– Нет, ничего такого.

– Хорошо, можете проходить, дверь запирается изнутри. Когда закончите, отдадите мне контейнер, я буду в соседнем кабинете, – медсестра забирает моё направление на спермограмму и показывает, куда я должен идти.

Стараясь держаться спокойно, я захожу в комнату для мастурбаций и закрываюсь внутри. После душного коридора клиники здесь прохладно. Вопреки моим опасениям, тут не пахнет ничем таким. Окон в помещении нет, и свет приглушен, словно в спальне ребёнка, где всю ночь горит ночник, оберегая от детских кошмаров. Я ставлю контейнер на белый столик явно медицинского назначения и жду, когда мои глаза привыкнут к полумраку.