– Пап, – говорит он, – пап, включи мультики!
Я беру его на руки и прижимаю к себе.
– А кушать, а умываться?
– Нет, – он доверчиво гладит меня рукой по голове, – я не хочу, я хочу мультики!
Я вдыхаю его запах, самый приятный для меня запах на Земле. Я бы никогда с ним не расставался. Разве можно его забрать у меня?
– Пошли чистить зубы, – отвечаю я, ставя сына на пол. Ему скоро три года, но ходит он всё равно как-то смешно. Я отправляюсь за ним, бросив ещё один взгляд в окно. Быстро бегут облака сегодня; каких ещё перемен мне ждать?
Мы добираемся до ванной, не встретившись по пути ни с моей женой, ни с его мамой. Пока он чистит зубы, я просто смотрю на своё отражение в зеркале. Я нравлюсь себе. У меня нет ничего неправильного в лице, и линия роста волос ещё не успела высоко подняться, несмотря на то, что мне уже за тридцать.
Сын не похож на меня. Он не был похож с самого начала, как только родился.
– Смотрите, какой! – сказала мне акушерка, взвешивая кричащего младенца.
– Можно его взять? – спросил я.
– Да. Осторожно. Вот так.
И я стал вторым человеком в его жизни, у которого он оказался на руках. И только потом его положили рядом с матерью, а меня попросили уйти из родильного зала, чтобы я не мешал зашивать ей промежность. Наверное, это как-то повлияло на меня в дальнейшем. Ведь всё происходящее, так или иначе, оставляет след в нашем сердце?
– Хфатит? – спрашивает сын, доставая изо рта зубную щётку?
– Молодец, – хвалю его я.
На жену он похож. Вон, эта манера поджимать одну ногу, стоя возле раковины, глаза голубого цвета и эти длинные, как огурцы, ногти на руках – это всё её.
Она забеременела им через полгода после того, как мы решили, что нам нужен ребёнок, чтобы наконец сделать наш брак осмысленным и по-настоящему прочным. Мы не задумывались над тем, как и когда это случится, просто перестав предохраняться. А теперь она легко забеременела от другого, несмотря на очевидные меры предосторожности, к которым они наверняка прибегали вдвоём. Я думаю, что жизни не нужно наше разрешение, чтобы начаться. Так же как смерти безразлично наше желание жить. Это просто происходит, как происходит всё остальное.
Жена проскальзывает в ванную, и я сторонюсь, словно мы боимся нечаянно соприкоснуться. Вид у неё деловой, сосредоточенный, она старается держаться, и мне, наверное, следует держать себя в руках.
Я усаживаю сына на кухне, делаю ему яблочное пюре и включаю «Тома и Джерри». Музыка Ференца Листа из серии «Кошачий концерт» наполняет квартиру звуками «Венгерской рапсодии». Сын принимается уплетать пюре, а я хожу по квартире туда-сюда, как человек перед кабинетом врача в ожидании диагноза, от которого зависит если не всё, то многое.
Я снова смотрю в окно: там вдали видны дачи, начинающиеся сразу за городом. Сейчас всё плодоносит, давно созрели вишни, спеют абрикосы и алыча, на очереди персики и крыжовник, позже появятся яблоки, ближе к осени наберёт силу виноград. Всё вокруг словно говорит мне о щедрости южного солнца и плодовитости жирной земли.
У моей жены тоже щедрое и полное тело, широкие бёдра и большая грудь. Её мать постоянно беременела от разных мужчин. И её бабка постоянно беременела от разных мужчин. У бабки пятеро детей. У матери две дочери и сын. Их женский род готов рожать и без конца продолжаться, и вот в её матке снова зародилась и зреет новая жизнь.
– Па-а-ап! – кричит сын. – Иди смотреть мультики!
– Хорошо! – откликаюсь я и не двигаюсь с места.
Признаться, я был не готов к такому повороту, как сегодня. Да и можно ли хоть к чему-нибудь подготовиться в делах такого рода? Я писатель. Я так проницателен, когда речь идёт о жизни других. Смогу ли я когда-нибудь разобраться в своей собственной?
– Па-а-ап! – снова доносится из кухни.
Я возвращаюсь. Тарелка с яблочным пюре наполовину опорожнена на стол. Сын грызёт своими белыми зубами где-то найденный сухой кусок хлеба. Мышь на экране отсекает коту кусок хвоста здоровенным ножом. Вопль невыносимой боли режет мой слух. Сын громко смеётся, брызгая хлебными крошками.
Жена тоже появляется на кухне. Она уже одета. Подходит к чайнику и пытается налить себе стакан кипячёной воды. Руки её заметно дрожат. Наверное, ей страшно. Мы прожили в браке семь лет, и она ни разу не делала аборт, пока мы были вместе.
Внезапно у неё звонит телефон.
– Мам, кто это? – спрашивает сын, не отрываясь от телевизора.
Она торопливо делает глоток воды и сбрасывает звонок.
Читать дальше