Игорь Морозов - Меченый

– Как поблагодарить его, как выразить признанье? Попасться на крючок? А вдруг как не отпустит с поцелуем и съесть захочет? Вдруг он не тот любитель нежности и благородства страсти? Тогда в чём жизни смысл, зачем спасался? Чем осчастливить рыбака? – гадал таймень.

Таймень подплыл к ногам рыбака поближе и, высунув голову из воды, протянул застрявшие в зубах перья. Пусть будут сувениром схватки и спасенья.

Рыбак, хлюпая ногами по воде, подошел к благодарной рыбе, взял перья и, опустив в воду руки, стал гладить рыбу, провел по тому месту, где жировой плавник и понял – это Меченый. Опять судьба свела его с тайменем. И рыба, вдруг учуяв знакомый запах, поняла, что встреча не случайна – это Гриша.

– Спасибо, друг. Не дал в обиду. Выручил. Помог. Судьба не разлучает нас. Опять ты спас меня. – Таймень вилял хвостом, ну прямо как щеночек. Жабры раздувал. Клыки показывал, как будто улыбался.

– Да, бедолага, мы опять с тобою повстречались. Как я услышал зов твой о подмоге, не пойму? Но всё-таки услышал и пришел. Мы как-то слышим ведь друг друга, а как не знаю. Но я всегда готов на выручку прийти. Ты только позови. Ты можешь даже не кричать, возьми, подумай, я услышу. – Рыбак рукой ласкал тайменя, а тот был рад по своему, как рыба, благодарен.

Рыбак ощупал раны на теле рыбы, поболтал немного, был рад, конечно, встрече с другом. Наговорившись вдоволь с рыбой, он подтолкнул его легонько, и тот поплыл на стрежень.

Рыбак сел на пенёк, к сосне приставил спиннинг. Смотрел на снасть и думал: «Зачем мне спиннинг? Конечно же, не для разбоя, а для защиты. Но так ли это? Вот в чём вопрос».

Страсти этой битвы, воздушной свалки и спасенья рыбы ещё не покинули его. Он ещё переживал вибрацию на нервных струнах. Птичий гвалт всё удалялся, туча злобы уплывала черным мраком, унося с собой и смрад, и копоть Ада.

– Бедная река! Как достается ей от этих тварей.

Рыбак держал в руке увесистую самодельную блесну, самую любимую в его коллекции смертельных игрушек для тайменя. Эта блесна, сделанная ещё его дедом, никогда не подводила его. Её полет стремителен, далек, игра увалиста, как у больной рыбешки, мимо не проплыть тайменю, схватит, не пропустит.

Рыбак ещё раз посмотрел на блеск блесны старинной. На ней было выбито пять звездочек, а это значит, пять тайменей он на неё поймал весом больше пуда. А вот теперь баклана как отметить? А может быть, её теперь в музей домашний? Пусть правнукам расскажет про былое, ей есть что рассказать, поведает о многом. Трем поколениям служила верой-правдой. Таких блесен, из самовара, уже не сделает никто, старинные рецепты. Латунь с баббитом спаяны не зря, чешуйки выбиты искусно. Звёзды вряд победы отмечают над тайменем, но не эту. Эту над бакланом как отметишь, может крестик нацарапать, так на всякий случай.

Природа умывалась. Чёрное видение исчезло, растворилось где-то там, за горизонтом. Барашки облаков развеселились в небе, разбежались всей отарой по его поляне. Голоса весёлых птиц рассыпались над речкой. Солнце засветило по-иному, светло и задорно, словно чёрный тюль убрали. Шоры с глаз долой слетели. Пауки пускают небом паутину в воздухе настоянном на листопаде. Бабье лето. Яркие деньки. Услада.

– Да пора домой. Опять есть тема для рассказа ребятишкам.

Омуты реки, наполненные таинственной рыбьей жизнью, были нераскрытой книжкой, написанной на гребнях волн на языке иных миров – подводных. Книгой дружбы о судьбе, о смерти и о жизни тоже. Невероятный шелест мыслей-сказок будоражил волны. Река-прибежище многих легенд. Её волна неустанно, из года в год, веками, бормочет невероятные заклинания древних: полулюдей, полубогов, полурыб.

Шли годы. Пришла очередная весна. Пятая весна в жизни Меченого, он стал большой, красивой рыбой. Блеск солнца изменился, оно светило ярче. День стал длиннее. Засуетились птицы, строя гнезда. Земля благоухала свежей зеленью деревьев и травы, отдавая запах речке. Изменился цвет воды в реке. Химический состав воды и содержание в ней кислорода иными стали. Весна, однако. Это все повлияло на поведение рыб. Мир требовал начала новой жизни.

Меченый стал непоседливее, порывистее. Он еще не понимал, что с ним происходит. Встречная струя воды вздувала жабры, будоражила кровь, пугала непонятно чем. Невиданное таинство смущало неизвестностью и куда-то звало. Мучительное беспокойство не оставляло его. Куда бы он ни плыл, его тянуло в горы, в воду, с ледников стекающую в речки, к родникам холодным, кипящим пузырьками воздуха с песком. Туда, где прошли первые минуты его жизни. Зов предков не угомонишь, Меченый поплыл из Иртыша в Курчум. Плыл, не обращая ни на кого внимания, к рыбьей суете вокруг стал равнодушен. Он был заметен, издали, стал медно-красным. Увидев его, рыбы разбегались, прятались, боялись. Холодная вода Курчума немного успокоила его. Вечером он решил немного отдохнуть и зашел на плес. Там ему повстречались пять разновозрастных тайменей, как ни странно, но никто из них не боролся за территорию, не спорил, где кому охотиться. Собрал их здесь совсем другой инстинкт. Охотничьих угодий здесь не стало, идя на нерест, таймени просто потеряли аппетит.