Дмитрий Потехин - Упыриха

Приехав в поселок, бывший райцентром, Пашка вылез из машины, выпил в закусочной квасу и зашагал по ухабистой дороге, ведущей прямо на хутор Неверовский.

Пыльная желтая полоса и деревянные столбы, на проводах которых сидели, пиликая, черные пташки, привели Пашу к знакомой обветшалой сторожке, за которой дремал под солнцем родной хутор. В тени яблонь и облепих темнели деревянные избы, белели кое-где мазанки с соломенными крышами и плетеными оградами.

Хутор старел прямо как Пашины бабушка с дедом. Все вроде то же самое, что и прошлым летом, ан нет – что-то разваливается, что-то ржавеет, где-то зарастает сорняком. С каждым годом все больше жителей уезжали в город. Сделать это было теперь куда легче, чем несколько лет назад.

Ни души. Только из-за поворота вдруг появилась маленькая пегая коза и, тряся выменем, деловито процокала мимо Пашки.

«Ишь ты!» – усмехнулся парень.

Миновав местный клуб, Паша свернул с главной улицы, дошел до края хутора, где чернел заросший камышом и покрытый ряской лягушачий став о к. Остановился возле одноэтажного дома за покосившимся забором. Дом этот был серый, каменный, окруженный кустами смородины с одной стороны и шиповником с другой. У поленницы дров покачивали головами два еще не расцветших подсолнуха. По двору бегали рыжие куры.

Дома

–Приехал, не забыл про нас! – чуть не плакала бабушка, обнимая и целуя внука.

Дед в белой рубахе, с длинной седой бородой сурово глянул на Пашу из-под косматых бровей.

– Ладно, как будто с войны вернулся. Накрывай на стол!

– Ну что, закончил школу-то? – он протянул Паше свою корявую ладонь без одного пальца.

– Закончил, – невесело улыбнулся Паша.

– А че ж так грустно? Где медали?

Они сели за стол. Паша жадно уплетал вареную картошку, а дед вдруг достал откуда-то здоровенную бутыль белого, как молоко самогона.

– Ты чего, а? – в ужасе пролепетала бабушка. – Ты че удумал, старый?! А ну спрячь!

– Не лезь!

Дед с грохотом поставил бутылку на стол, так что задрожали оловянные ложки.

– Давай Павка, за окончание!

Он налил самогон себе и внуку. Бабушка удрученно покачала головой.

– Из яблок? – улыбнулся Пашка, почесав о зубы обожженный язык.

– Из них!

Улыбка исчезла с лица деда, он как-то вдруг совсем неприветливо и хмуро взглянул на двор через окно.

– Тройки, двойки, значит? – задумчиво промолвил дед.

Пашка вздохнул. Он мог бы многое рассказать деду с бабушкой: и то, что, кроме надутого индюка старосты, а также женской половины, которой положено быть умнее, весь класс учился так же, как он. Ну, может быть, чуть-чуть получше. И то, что училки были одна зубастей другой, издевались и мстили. И то, что тетка, у которой он жил, не давала ему денег, так что приходилось работать ночью на станции. Но это, конечно, было не оправдание.

– Да… – хрипло вздохнул дед. – Как жить-то собираешься? В институт не поступишь. С такими отметками только в ремесленное или в армию, а потом уже на завод…

– Я… – Пашке очень не хотелось в этом признаваться. – Дед, я на хуторе хочу остаться.

– Как так?

– Ну механизатором там. Выучусь.

Пашка видел, как глаза у бабушки вмиг потускнели, и она как-то вся вдруг поникла. Дед смотрел на него из-под тяжело нависающих бровей.

– Чего мелешь, а?

Пашка не мог сказать, в чем была причина. Москву он не полюбил. Не полюбил климат, не полюбил улицы, не полюбил людей. Впрочем, настоящая беда была даже не в этом, а в том, что участковый по прозвищу Сапог уже с месяц как начал на него «охоту». Но как в таком признаешься?

– Плохо там, – неуверенно промолвил Паша. – Все не по-нашему…

– А ты хочешь, как мы… в глуши до старости сидеть?! А жена у тебя будет! – бабушка чуть не плакала.

Дед угрюмо сверлил Пашку глазами.

Остаток обеда провели молча. Бабушка забрала посуду и пошла мыть ее во двор. Паша остался с дедом один на один.

– Вот что, – тихо сказал дед, почесывая бороду. – Ты человек почитай взрослый, я тебя ни к чему принуждать не стану. Своя башка на плечах должна быть. Только одно усвой: не в такое время мы живем, как раньше. Вон уже в космос готовятся летать! Пока трактор освоишь, глядишь новые машины в поле выйдут. Куда пойдешь тогда – на базар репой торговать?

– Дед, да я ж…

– Чего, я ж! Мать с отцом были бы живы, они б тебе объяснили… На кой хрен у тетки три года на шее сидел? Небось, все кино, да цирк?

Дед вдруг безнадежно махнул рукой и встал из-за стола.

– Ладно, живи как знаешь!