Игорь Плетинский - Вчерашние небеса

– Рвения? – голос чистый и звонкий, однако твердый прозвучал в наступившей тишине. – Какого рвения, святые наши?

Молодая девушка с распущенными волосами, босая, одетая в грубую рубаху из полотна, вышла вперед. Она была красива, но лицо ее, изможденное и бледное, выглядело усталым и постаревшим лет на двадцать, несмотря на весьма юный возраст.

– Рвение, которое дает вере новые силы? Рвение, с которым искореняются ересь, колдовство и другие смертные грехи? Рвение, обрекшее на жуткие, адовы мучения и такую же лютую смерть сотни тысяч невинных женщин? Где вы были, наши ангелы, когда, прикрываясь этим рвением и «крепостью в вере», злобные и развратные людишки, хватали по доносам таких же мерзавцев или запуганных глупцов невиновных, мучили их страшно, вырывая признания в «колдовстве» и прочем? Скольких женщин и девушек, бывших женами и матерями либо способных ими стать, истерзали, замучили, обрекли на лютую казнь? Это что, наказание за грех? «Женщина – сосуд греха!» – так говорил какой-то святоша, видимо, имея в виду свою же мерзкую похоть, соизмеряемую разве что с таким же непомерным чревоугодием! А «святые отцы» не грешат? Не содомируют в монастырях, не соблазняют «невест Христовых»? Не развратничают с прихожанками, читая почтенным бюргерам проповеди днем, грозя Страшным Судом за малейшие отступления от их бестолковых догм, а ночью – прелюбодействуя с женушками этих же почтеннейших граждан? Тьфу на ваш суд! Тьфу на ваше лицемерие! Проклятые ханжи, будьте вы прокляты навеки, особенно вы, мужчины! Сколько мнимых «ведьм» было изнасиловано в застенках перед страшными пытками? И вы хотите узнать, что подвигает на грех? Вы, вы, слуги Божьи, и ваше же лицемерие! И почему Он на все это смотрел спокойно? Он – такой же, как и вы, вы его порождение! Возвратите меня обратно! Я не боюсь ничего, самое страшное, адовы круги, я прошла на земле! Все закончилось костром, еще один костер мне не страшен!

Все притихли, ожидая, что же ответят те двое, на возвышении. Но Ангел Смерти молчал, а его сотоварищ, бледнее обычного, тоже молча, сжимал кулаки.

– Гризельда Бюхер, не забывай, что ты все же согрешила, – тихо начал наконец Азраил. – Ты предалась греху с молодым человеком вне брака и зачала дитя от него, которое родилось уродом. Именно поэтому его сочли отродьем дьявола, а тебя обвинили в колдовстве и прочем… Но… почему? Причина этого, твоей… связи?

– Я любила его, – тихо, но твердо произнесла Гризельда, – и мне было все равно, что подумают. Он не был дьяволом, как его описывают, когда он прикидывается, скажем, прекрасным юношей. Нет, он был так добр, нежен и ласков! Он любил меня, он поклялся жениться и сделал бы это, ежели бы не война, которая длилась в благословенной Германии уже почти двадцать лет! И там он погиб! А я… меня сожгли, как ведьму, продавшую душу. Но я любила, люблю и буду любить его, и имя его кричала, когда языки пламени охватили меня, сжигая тело… – горько закончила она.

– Ступай, Гризельда, – голос Гавриила прозвучал негромко, но сухо, – ступай, жди. Сказана правда…

– Любовь… – негромко повторил Азраил, – опять это мифическое слово… Что же сие значит все-таки? Что пробуждает в каменных, казалось бы, сердцах столь неуемную страсть и стремление? Похоть? Продолжение рода? Звериная суть самца, который обязан быть сильнее и злее самки, но в то же время давать ей ласку при ее требованиях, а не только тогда, когда его звериная страсть ударит в голову и прочие части бренного тела? Вот черт! Задача… Мы слушаем уж столь многих, а ни к чему не пришли, все так же темно, как и прежде…

– Я не знаю, что ответить тебе, Ангел Смерти, – задумчиво произнес Гавриил. – Смерть сильнее всего, однако эта страсть, этот грех иногда сильнее и смерти… По крайней мере, это нам пытаются сказать…

– Но не все могут пожертвовать собою во имя подобного, – вновь усмехнулся Азраил, – многие разводят такие цветистые речи, льют столько меду лишь для того, чтобы вонзить меч свой в сладчайшие ножны… И устоять против этого… Ты опять пялишься, словно смертный, на рыжую шлюху! Я понимаю, она – бесподобна, но ведь ты – Архангел! И, кроме того, после неких… событий Он сделал вас всех, ангелов, неспособными!

– А ты сам попробуй, подумай об этом, задумайся о женщинах и прочем хоть на минуту, – мрачно возразил ему Гавриил.

– Я… Я давно мертв… Хотя некоторые из них могут разбудить страсть и в мертвецах…

Тем временем к оживившейся было толпе обратился выступивший вперед высокий мужчина приятной наружности, в изящном камзоле, расшитом канителью, в чулках и башмаках, на пряжках которых красовались жемчужины. Голову мужчины венчал напудренный парик с буклями, умное и несколько ироничное выражение красивого лица говорило о недюжинном интеллекте, а вот глаза, очи самца, сразу выдавали любителя женского пола. Но сейчас мужчина был серьезен и взгляд свой устремил на ангелов.