Екатерина Ландер - Небесная канцелярия

Парень смотрит на меня спокойно и жалостливо, с немой печалью и как будто укором в том, чего я не делал. Я не убивал его: не сбивал на машине и не подталкивал сделать шаг с окостенелой промерзшей крыши, не звал походить по льду проруби и полазать по перекрытиям ветхих заброшек. Я ничего этого не делал, но он смотрит так, будто я во всем виноват.

Пронзительно открытый взгляд царапает и бередит душу, но это малая форма того, на что он способен. Сквозь серо-синие квадраты линз я вижу смазанные затемненные контуры его глаз, а он не видит моих вовсе, но создается ощущение, что эти бездонные зрачки просматривают меня насквозь. Я вижу, как Сон покорно делает шаг навстречу, настороженно низко склонив голову.

Нас разделяет еще пара шагов не вытоптанного снега, когда я чувствую резкий рывок в сторону и странный захват, предшествующий молниеносному броску. Кажется, несмотря на внешнюю хлипкость, парень все-таки занимался какими-то единоборствами.

Окружающее смещается перед глазами, я падаю, ощутимо прикладываясь спиной к фасаду дома. Очки сбиваются набок и слетают в снег, снежная же крошка горячо колет лицо.

Я действую быстрее, чем успеваю подумать о потерянных очках, и сразу жалею об этом. Брошенный из-за спины метательный нож лишь пропарывает мальчишке рукав, не задевая его самого. Я не успеваю нормально прицелиться: глаза слезятся.

Его взгляд мгновенно приковывает к месту, так и не дав мне подняться. Этот взгляд прихватывает прочно, намертво – как железо к магниту, который будет тянуть, даже если ты отвернешься.

Если сможешь хотя бы это сделать.

Странные, пугающе пустые глаза, в которых отражается черной водой ночь, но совсем нет человеческих живых эмоций.

Я не ожидаю увидеть в них ничего, но вижу осмысленность. Странную, не свойственную Снам осознанность происходящего.

Большинство из них не помнит даже ближайшие часы до открытия Перехода и реагирует на мое появление, как среагировал бы любой человек на прицепившегося незнакомца. А этот:

– Я не хотел умирать, понимаешь? – доверительный полушепот и странный затаившийся огонь в бездонных пустых зрачках, в которые лучше не заглядывать добровольно. Отчаянная готовность сопротивляться до последнего. – Я не хотел умирать…

Курносый нос слезливо хмурится и морщится. Верхняя губа повторяет движения. Сон практически готов заплакать.

А я буквально чувствую, как он тянет из меня эмоции, пытаясь насытить ими то, что заполнить уже невозможно. Нервная тянущая судорога, как от больного зуба, медленно расползается внутри, скапливаясь клочковатыми обрывками в сердце. Если так будет продолжаться дальше, то он просто выпьет меня до дна, сделав таким же, как сам: безнадежным, беспомощным. Безжизненным.

Но слова, которые он продолжает повторять, как мантру, царапают изнутри, словно полчища разъяренных котов.

Я. Не. Хотел…

Огромных усилий стоит заставить тело двигаться. Еще больше – чтобы совершить второй, последний, бросок, приводящий к итогу. Сон бесчувственно валится на снег, как кукла, у которой подрезали нитки. Я почти таким же потрепанным кулем оседаю на тротуар.

Серый снег повсюду: жжется и влажно липнет. Он в капюшоне, в ботинках, забившийся за ворот куртки, холодит шею. Но больше донимает пронзительная печаль. Перед глазами сплошная серость, из мира выкачали краски, оставив буро-красную сепию.

Игнорирую распластавшееся между домов уже дважды неживое тело и, поднявшись, наконец бреду прочь, проклиная всеми доступными средствами и словами то, что мне приходится делать.

Достаю телефон, не с первого раза попадая рукой в карман. Нужно все-таки отчитаться. Однако вместо общего номера Отдела набираю другой, не менее знакомый, но более родной.

«Гер?»

«Я в штабе. Что-то срочное?»

На меня словно тянет откуда-то из потусторонней реальности запахом ароматного кофе, забытого в чашке на краю рабочего стола.

В трубке слышится звонкий перестук пальцев по клавиатуре, а в знакомом голосе – усталость, удовлетворение и полное отсутствие раздраженности. Человек, любящий свою работу. И так уютно все там, что не хочется отвлекать.

«Нет, ничего. Все в полном… порядке» – я слышу паузу и активный дробный перестук.

«Ну вот и хорошо. Удачи!»

Назад, в объятия родной берлоги, добираюсь, почти не ориентируясь в пространстве. Такси, на которое я раскошелился от всей переполненной усталостью души, незаметно скоро останавливается в знакомом полутемном дворе.