Юлия Трегубова - Семьдесят пять ступеней вверх. Сборник рассказов

Выигрываю соника.

– Не желаете ли отыграться, мсье?

– Увольте! Не сегодня, – и месье пухлыми пальцами, сверкая перстнями, обтирает потный лоб.

Покидаю ломберный столик – ничего, ещё вернусь. Воистину, зелёное сукно – символ свободы в этой несвободной стране! Да уж… Забавный каламбур. А ведь и страна совсем другая, никакой тебе демократии.

Так, где же эта прелестница с хрустальным голоском?

Всё казалось не настоящим и безыскусным. Двадцать первый век выпрямил все углы, упорядочил жизнь до безобразия. Только ты заикнёшься с каким-нибудь вопросом, тут же выплывают готовые ответы. Загадка, второе дно – всё это архаизмы, смысл которого помнят лишь старые филологи. Какие загадки, ей-богу? В двадцать-то первом, чтоб его, веке! Сплошная импотенция мысли, никакого поиска. Скука, парализующая разум. Какое бельё под блузкой у красотки? Сама покажет. Зачем мучиться? Всё же просто, прямо, в лоб. Мы все свободны… от всего. Да, говорю, родился не в то время.

То ли дело здесь: оголилась щиколотка – и сразу румянцем стыдливым лицо заливается. Посмотришь пристально – и буря эмоций! А с лёгкой улыбки может такая страсть начаться, такой драматизм. И чего мы себя лишили, подумать только…

Почувствовал себя заложником времени. Невыносимая обречённость тухнуть в давно утратившем вкус жизни двадцать первом веке сводила с ума. Ну почему я должен терпеть? Я же свободен, мать его… Свободен!

И время покорилось, покорилось моей свободе выбора. А я хочу выбирать. Меня никто не спрашивал, в каком веке родиться. Никто не дал мне это законное право выбора. То право, которое ещё до грёбаной демократии каждому дано. Я пролистал… пролистал жизнь по дням, рамочную с конвейера жизнь. Не знаю как, но скользил во времени, оказываясь то вчера, то позавчера, то год назад. Наблюдал со стороны за собой, карикатурно-гротескным, за людьми вокруг – и всё казалось аккуратно уложенным на широких полках супермаркета: вон то мне будущее заверните! да-да, с трёшкой в центре и зарплатой два раза в месяц. В любой на выбор день мог вернуться, в любой на выбор из серых, одинаковых с лица… Скука.

И что интересно, события текли, но ничего нельзя было изменить. Какая ж эта свобода? Не лучше ли пролистать вперёд и узнать, чем всё закончится? Я всегда так делал со скучной книгой. Последняя страница прекрасно показывает, чего стоят все остальные. И я перелистнул…

Будущее не поддавалось. Меня всё время выкидывало в один день, как бы ни старался. Вернее, не день – вечер. Закатное солнце уже не грело, тлело на горизонте, растекаясь багровым румянцем по небосводу. Я стоял в кустах, будто прятался от кого-то, как тать. Неподалёку, справа от меня проходила скоростная магнитная дорога. А сразу за кустом проложено полотно для аэромобилей, которое пересекало пути. Вылезти из зарослей густого кустарника я никогда не успевал. Как только моя нога заносилась сквозь раздвинутые ветки над дорогой, так мимо вихрем пролетал мобиль. Он зависал над магнитными путями и тут же мгновенно терял воздушную подушку. Земля сотрясалась от ударной волны, металлический грохот и скрежет разрывали вечернюю тишину, а потом ослепительной вспышкой озарялось пространство. Скоростной поезд разметал в клочья застрявший на путях аэромобиль. И всё, что удавалось разглядеть после – лишь горстка обломков в синеватой дымке.

Я запомнил эту дату – тридцать первое августа две тысячи девяносто пятого года.

Не такое уж и далёкое будущее. Но дальше я листать не мог. Один день, один вечер – каждый раз. Это стало загадкой – одной единственной, отчего невероятно интригующей загадкой. И я должен был её разгадать!

А! Вот она где. Попалась, крошка. И кого же она мне напоминает? Хотя, не важно. Чёрный граф уже тут, детка.

– Сударыня, ваш дивный смех покорил меня в самое сердце. Позвольте представиться, граф Скавронский к вашим услугам! – И припадаю к её руке, медленно, долго не выпуская из зажатых пальцев. А потом смотрю пристально в глаза. О! Какое воздействие имеет прямой взгляд в глаза! Неописуемо! Им можно покорить, приручить, привязать и даже поработить. Я смотрю уверенно, без тени улыбки, строго, пока она не роняет тяжёлые ресницы. И вот уже румянец проявляется на бархатных щёчках. Она слегка потянула руку, но я держу, не отпускаю.

– Очень приятно, граф! – лепечет она и рдеет, вспыхивает алым.

– Но для вас я просто Владимир, – и ослабеваю хватку.

Ах, прелесть как хороша в этом роброне цвета чайной розы. Анастасия Тяжбина, говорите? Баронесса, говорите? Подобные ямочки на щеках, раскосые с лёгким прищуром глаза когда-то могли надолго меня пленить. Когда-то… Не сейчас. Сейчас я чёрный граф. Лишь классический фрак да белоснежные тугие воротнички – мои вечные спутники. Они безупречные – консервативно-чопорные, идеально отпаренные на подтянутой фигуре, как неприступная крепость, непреложная высота и избранное одиночество. Величавую осанку, хладнокровный взгляд я отработал в совершенстве.