Роман Сидоркин - Твари Распада

По колонне прошла волна воодушевления. Всем, и мне в том числе, хотелось скорее оказаться внутри салона. Никто даже не вспомнил о покойниках внутри. Это было как соревнование аборигенов, устроенное колонистам на потеху, где призом служило изобретение цивилизованного общества: все потеряли головы и ломились вверх по склону сквозь траву и невидимые в темноте лужи, желая поскорее занять тёплое место. Пока остальные скатывались обратно и мазались в грязи, майор Коненков и пара солдат размотали верёвку и привязали её к пистолету. Майор, что-то говоря, показал на колесо грузовика, свисающее с дороги – водитель, видимо выкрутил руль за секунду до смерти. Он раскрутил верёвку с пистолетом, и бросил её вверх. Верёвка, как заговорённая, влетела в промежуток между колесом и кабиной грузовика, майор потянул вниз и на себя, верёвка чуть подалась, а потом застряла. Импровизированный крюк за что-то зацепился.

Вверх полез самый щуплый из троих пацанов в форме. Он старался идти самостоятельно, не сильно натягивая верёвку, но один раз поскользнулся и поехал бы вниз, если бы не ухватился за неё. Майор крикнул ему снизу, что она держится крепко, так что лучше идти как скалолаз: постоянно пропуская верёвку назад, чем ещё раз упасть и вырвать её из гнезда. Парень помедлил, прикидывая как лучше держаться, а потом пошёл.

Наверху он показал большой палец вверх и устало улыбнулся. Затем залез под грузовик и долго возился там. Остальные уже оставили попытки забраться – только самые тупые, в том числе парень в спортивке, всё ещё карабкались.

Минут через пять, которые, когда ты переступаешь с ноги на ногу, словно хочешь отлить, кажутся невыносимо долгими, я услышал звон металла. Пистолет был наконец-то отвязан, потом, спустя ещё пару минут, верёвка задёргалась и улеглась. Парень вылез и крикнул «всё готово».

– Хорошо проверил? – крикнул майор в ответ.

– Да, вроде, – тихо сказал парень.

Времени уточнять это «вроде» не было. Майор махнул рукой, и остальные солдаты один за другим влезли наверх тем же методом, что и первый: упёршись в склон ногами и перебирая ладонями верёвку, подтягивая себя вверх.

Я был следующим, хотя кто-то, как в метро перед самыми дверями, пытался затесаться между мной и концом верёвки.

На последних шагах солдаты поймали и подтянули меня за руки. Когда дошёл черёд до женщин, майор снизу обмотал ту, что была с ребёнком за талию, что-то сказал ей, наверно в духе «держи младенца крепче» и махнул рукой снова. Солдаты потянули верёвку, что было не лучшей идеей, но сама она бы не забралась, потому что руки были заняты ребёнком. Тонкая, прочная верёвка впилась в её поясницу и девушка, кривясь от боли, начала неуверенно переставлять ноги. На середине склон стал круче, женщина закричала от боли: верёвка под давлением её собственного тела стала переламывать её в пояснице. Солдаты прекратили тянуть, но это не помогло: она по-прежнему стояла на склоне, медленно, но верно выгибаясь назад, и орала всё громче и громче. Младенца (или мёртвого младенца) она крепко прижимала к груди.

Последнее, что я видел перед тем как отвернуться от этой глупости – это, как один из солдат заскользил вниз по верёвке и встал сзади девушки, своим телом выпрямив её спину, а двое других упёрлись ногами в асфальт и отклонились назад, чтобы компенсировать возникший перевес.

Я осмотрелся. Вокруг было всё то же поле, отнятое у бескрайнего русского леса. Вырубленное тщательно: даже пни были выкорчеваны. Метрах в двадцати от дороги начинался этот самый лес. Растения были обычными: белые берёзы с уже явными отпечатками осени – жёлтыми листьями на длинных изящных ветвях, перемежались с тёмными елями, опустившими свои мохнатые, хвойные лапы почти до земли. В лесу теперь могло быть всё что угодно, только не олени, кабаны, лоси и даже не волки. Куда делись все животные?

Выбрать машину оказалось не сложно: одна жёлтая «Бугатти» стояла посреди разномастных, тоже не дешёвых, но выглядящих по сравнению с ней одинаковыми, машинок. Вдруг я полетел на асфальт. Это ублюдок в спортивных штанах и олимпийке подставил мне ногу и толкнул. Он, скалясь, как обезьяна, через плечо, скакал к этой машине, разбил стекло, матюгнувшись от боли, вытащил сжуренного бородатого водителя в коричнево-золотых мокасинах из кожи какой-то рептилии, скинул его ногой на другую сторону ската дороги, залез внутрь и захлопнул дверь.

Я встал, сделал пару шагов к машине, с намерением разбить лицо этому выродку, но меня остановила мысль о более изощрённой мести. Идиот не подумал, что отсутствие стекла не даст ему согреться: всё тепло, при условии, что он вообще сможет завести двигатель, будет улетать в окно. А когда он вылезет я слегка улыбнусь ему, посмотрев, как на дурачка.