Куда он хотел отвести нас? Нет, не в тот конкретный момент, а вообще – каков был генеральный план? Не думал же он, что все эти люди дойдут до Севера.
Один я знал, что собираюсь делать.
– Идём на север? – спросил я тихо.
– На север.
Его голос звучал отстранённо.
Я взглянул на Жанну. Как ни странно, она выглядела лучше. В её походке и задумчивом взгляде было что-то решённое. Она шла, независимо размахивая руками в такт шагам, легко перепрыгивала через водяные пятна, лежащие на земле, помахивала хвостом каштановых волос. И куда они засовывают эти заколки и резинки для волос?
Пока что мне было выгодно оставаться вместе с группой, но когда-нибудь я улучу момент, чтобы уйти, желательно с запасами. И в идеале, убедившись, что за нами никто не последует. До этого надо научиться у Юрия Александровича всему, что поможет в выживании. Меня очень напрягало его бульдожье лицо, всегда было ощущение, что он понимает гораздо больше, чем говорит. Порой его взгляд был настолько умным, что я сомневался, что он был майором армии – скорее каких-то спецслужб. Мне даже иногда казалось, что он может понять мой План и частично согласиться с ним. Но была проблема: я не хотел и не умел делиться.
Перед нами лежали северные просторы Русской Равнины: болота, леса, леса, леса, высокая трава и болота. Конечно, не те болота, в которые можно провалиться с головой, потому что вдоль дороги они были высушены, но идти было до невыносимого тяжело. Но мы шли. Обувь хлюпала, наполнившись водой, пальцы ног леденели. Потом оледенели ступни. Холод становился нашим новым врагом.
Солнце сползало к горизонту, постепенно сентябрьская прохлада, которая радовала петербуржцев после нескольких месяцев душной питерской жары, облепляла нас мокрым саваном. Тело ещё хранило тепло, периодически доставляемое из-за туч солнечными лучами, но всё чаще по нему пробегали мурашки. Замёрзшие ноги – это залог замерзания всего организма, а замёрзнуть в окружении водянистой почвы, без единого проблеска надежды на скорое тепло и еду – это смерть.
Каждый чавк ноги в сырой траве отдавался глухим эхом в моих ушах. Я шёл, сосредоточившись на своём Плане, уйдя от этой противной реальности. Хотелось поскорее перешагнуть через все эти дрязги, трудности и холод, чтобы скорее оказаться в своём обществе. В своём и только в своём. Построенном и управляемом мной.
Не знаю о чём думали остальные, мне кажется, о каких-нибудь хлопьях с горячим молоком. Многие бессмысленно смотрели себе под ноги, было чувство, что эти люди не особо хотят выживать. Это дико, но это правда: далеко не во всех инстинкт выживания заявлял о себе достаточно громко, чтобы мобилизовать физиологические ресурсы. Ведь всё живое хочет жить, но городская жизнь заглушает в человеке животную составляющую, делает его слабым, так что ему проще сдаться и умереть, чем переносить эти страдания. Большинство были обычными горожанами со своим обычным, растущим из изнеженности, мировоззрением, которое я глубоко презирал. Это как раз те люди, за умы которых борются политики и общественные деятели всевозможных сортов.
С улыбкой вспоминаю, что мне тогда пришла в голову мысль о деньгах. Какой аналог денег ввести в оборот? Бумага не пойдёт, человечество слишком долго шло от блестяшек к бумажной имитации блестяшек, а для цифр на банковском счёте теперь просто нет технологий. Удивительные возможности – всё с нуля!
Тройка автоматчиков клином шла за майором, он что-то сказал им, и двое отделились, пропустили колонну выживших и пошли последними. Это были молодые парни, явно не контрактники, но успевшие кое-чему научиться за время короткой службы в войсках. На них была форма нового образца – цифра в зелёной гамме, но не было погонов. Офицеры приказали срезать их – видимо тоже хотели строить новое общество.
Меня поражало полное отсутствие правительственных сил. Вся мощь, вся информационная поддержка и технологии, дроны и вертолёты, спутники и прочее, что должно было уничтожать противника и защищать в случае полномасштабной войны, как будто испарилось. Да и защищать теперь было некого, кроме самих себя.
Я злился. Моя девочка шла, как будто меня не было! Я очень хотел напомнить ей о себе, что я тут, и она моя, но боялся даже взять её за руку. Это выжигало мозг. В какой-то момент даже мысль о Плане перестала греть мне душу, надо было вывести девочку на контакт, иначе эта неопределённость и дальше будет подтравливать моё настроение. Но мы шли колонной вдоль дорожной насыпи на вершине которой топорщились машины, по тропе, которую прокладывали майор и солдат, идущий вторым, так что отойти чуть в сторону, чтобы дать ей возможность поравняться со мной, значило не только рискнуть провалиться по колено в воду, но и привлечь лишнее внимание. Оно мне было ни к чему.
Читать дальше