Алла Кравец - Правило номер 8. Погружение. Часть 1

Заглянув (гораздо позже, уже в обеденное время) в холодильник, – скорее по привычке, нежели от чувства реального голода, – и обнаружив там сковороду с чем-то съестным, Стелла начала было разогревать содержимое на электрической плите, но вскоре ее вновь начало мутить.

На этот раз она сразу догадалась, в чём причина.

Запах.

Приподняв крышку посуды, она обнаружила внутри тот источник, от которого чувство тошноты усилилось вдвойне. От греха подальше сковорода была избавлена от находящихся в ней до этого жареных колбасок.

«Отравилась». – Подумала тогда Стелла.

«Что-то начало меняться». – Такой была следующая её мысль.

По прошествии ещё нескольких дней, – в течение которых приступы недомогания при виде еды периодически повторялись, – Эстелла Фукс (это было её полное имя) узнала о том, что жертвой некого неизвестного науке и смертельно опасного заболевания она не стала, а ещё она поняла, что тошнит её исключительно тогда только, когда она пытается употребить в пищу так называемые «продукты животного происхождения».

Мясо, птица, рыба, куриные яйца: от каждого из перечисленного ее теперь стало буквально выворачивать наизнанку, – нещадно, заставляя все внутренности сворачиваться в узел в тот миг, когда она всё-таки заставляла себя проглотить что-либо из указанного.

Родители, конечно же, переживали за дочь очень сильно. Оба принялись по-очереди (вдвоём сразу она бы им этого сделать попросту не позволила) водить её по врачам и внушать ей мысли о бесспорном вреде вегетерианства.

«Эсси, ты читаешь слишком много современных журналов. – Попытался было провести с ней нравоучительный разговор мягкосердечный отец. – Либо твои подруги в школе слишком легкомысленны и забивают тебе голову всяческой дурью».

«Лучше бы ты всё тоже самое, слово в слово, сказал маме, и выбросил поскорей её журналы. – Воспользовавшись ситуацией, парировала Стелла. – Или давай я сама выброшу. Посмотри, во что она превращает дом. Это похуже вегетерианства будет».

Впрочем, отец намёков не понял. Позже, пообщавшись со своим психологом (естественно, на тему вегетерианства), Стелла подумала, что отец, сам не будучи «овощеедом», попросту на основании первобытных животных инстинктов не мог принять сторону человека, который признавал иной рацион, нежели он, – особенно учитывая, что мать (хорошо ли она готовила, или не очень), всё же, хоть и извращалась с интерьером дома, как могла, и насколько позволял уровень их заработка, но являлась при этом тем человеком, кто обеспечивал отца вполне приемлемой для него пищей.

По прошествии недели, вновь вернувшись на занятия в школу, Стелла, – активно пользуясь теми слухами, что стали ходить вокруг её «прогрессирующей болезни», – стала просто «отсиживать» уроки, проявляя полнейшее равнодушие к предстоящим выпускным экзаменам.

То, что Эстелла Фукс действительно серьёзно больна, одноклассники знали, по-правде, едва ли не с первого дня, как только она появилась в их классе.

Тогда, когда эта изрядно насупленная девочка среднего роста, тринадцати лет от роду, с немного резкими чертами лица, светло-каштановыми волосами, ярко-зелёными глазами и веснушчатым носом вошла в класс, нервно сжимая ладони в карманах своей осенней куртки, – как раз свежи были её воспоминания от того, что произошло с ней рядом с тем самым ночным баром. У родителей именно в эти дни, едва ли не на следующий день после того , внезапно случились какие-то проблемы с жильём (мать как-то позже проболталась, что во всём виноваты «старые дедовы грешки», и Стелла отчего-то знала, что речь шла не о деде со стороны матери, – этом невинном рыжеволосом вдовце и собирателе станинных вещиц, который иногда гостил в их квартире в том огромном многоквартирном «доме-саде», – с огромным балконом, с фонтанами и сетью обрамлённых зеленью ив прудов во внутреннем дворике, – но о деде со стороны отца, о котором в семье, почему-то, предпочитали не говорить вовсе, хотя отец как-то ранее неосторожно и обмолвился о том, что у того имелся чуть ли не собственный замок, когда тот был молод и «не замаран»).

В чём именно дед по отцу был «замаран», Стелле так и не рассказали, но она была достаточно сообразительна, чтобы и самой догадаться. «Помогли» всё те же одноклассники – не старые, новые. Вначале попытались, как это свойственно детям, поиздеваться над её фамилией: на второй же день в школе, приглядевшись, начали обзывать её «лисой», грозясь «натравить на неё гончих». Затем вспомнили и о происхождении самой фамилии, и о её корнях (оказывается, подумала тогда не без удивления Стелла, эти тупоголовые провинциалы не так уж безнадёжны, раз понимают, что к чему). В общем, дело закончилось не самым приятным образом: мало того, что у Стеллы имелись навыки занятий фехтованием, так ещё и школьная указка без присмотра оказалась лежащей рядом со школьной доской, прямо под рукой. Стелла до сих пор помнила, что на доске в тот день была изображена призма в наклонном сечении, – ибо на этот самый рисунок её швырнули в перепалке двое, – вскоре после чего и начата была настоящая «битва».