Они снова накинулась на бородача, мгновенно повалив его хрипящего от боли совместными усилиями на стеллаж в целенаправленных попытках дотянуться до его шеи зубами.
Владимир все еще мутузил их ослабшими от боли руками. Один из трупаков в какой-то момент поймал его руку и впился зубами в предплечье, буквально вырвав при этом клок мяса и учинив при этом фонтан кровавых брызг.
Владимир взвыл от боли и отчаяния, но сопротивляться не перестал. Окровавленными кулаками он лупил по мордам трупаков и всячески пытался скинуть их с себя.
В какой-то момент ударом колена ему удалось скинуть с себя одного из нападавших, после чего он сумел-таки с силой приложить башку другого к металлическому ребру стеллажа, с хрустом проломив ему при этом переносицу. В брызгах серого вещества и крови трупак тут же завалился в сторону.
От этого удара, стеллаж немного сдвинулся в сторону, отчего у бывшей дамы сердца бородача появилось куда больше возможности сучить по бетонному полу руками с обломанными ногтями.
– Ну не пидар ли ты после этого, а? – прохрипел бородач накинувшемуся на него другому трупаку, после чего, сделав финт ногой, врезал ему по корпусу.
Зомбак от этого удара снова отлетел в сторону, а рыжебородый, воспользовавшись возникшей паузой, с тревогой уставился на свои искусанные руки и, видимо, сделав для себя крайне неутешительные выводы, в агрессивной злости вскочил и снова приготовился обороняться.
Поверженный зомбак тем временем поднялся и снова перешел в нападение, и снова получил удар ногой по голове, который, от переполнившей Владимира отчаянной злости получился не в пример мощнее. Ботинок бородача просто-таки проломил черепную коробку нападавшего в районе виска и разнес ее в хлам.
– Уходим, – все еще раздосадовано осматривая свои искусанные руки, прохрипел Владимир мальчику.
– Уходим! – в истерике много громче повторил он, так как ребенок, все еще зажимая уши руками, его не услышал.
И как только мальчик выскочил в коридор, Владимир тут же последовал за ним, на мгновение, правда, задержавшись в дверном проеме и оглянувшись на поднимающуюся с пола Лику. Надо сказать, что было в этом его коротком взгляде на нее нечто совсем иное, нежели прежде, какое-то искреннее сожаление или даже настоящее, не рисованное, а вполне реальное сочувствие к бывшей.
Бенз был почти совсем уже на нуле и с этим определенно нужно было что-то делать.
Мотя остановился.
Вроде бы было тихо, только где-то в лесополосе неподалеку от станции технического обслуживания автомобилей время от времени трещали птицы, и, судя по всему, это были сороки.
В общем, не очень хороший знак, но выбора, как говорится, не было.
Мотя напялил на переносицу очки, надел на голову объемную вязаную шапку с большим помпоном, вооружился черным складным зонтом, пластиковым тазиком, молотком и отверткой, после чего потихоньку покинул автомобиль. Он даже дверцей хлопать не стал, а прикрыл ее максимально тихо и осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, после чего, мелкими перебежками от дерева к дереву, направился к автомобильной парковке.
И даже не смотря на всю осторожность, птицы сразу же заметили его. Треск их стал совсем другим, более дельным что ли, будто они и в самом деле общались между собой, предупреждая друг друга о появлении незнакомца.
Наконец одна из них спикировала на задержавшегося на пару мгновений в укрытии Мотю сзади и клюнула в помпон, после чего резко взяла вверх и уселась на ближайшем проводе электропередачи. Вот все-таки хорошо, что Мотя додумался надеть эту вязаную шапку, а то получил бы сейчас достаточно сильный удар клювом по темени.
Но все равно ощущение было не из приятных.
Даже не смотря на то, что в общем-то ничего особенного не произошло, по спине Моти пробежала волна холодка. Он прекрасно понимал, что со стороны птицы это было чем-то вроде разведки. И он тут же вперил взгляд в огромных как блюдца круглых очках на сидевшую на проводе птицу. Мотя давно уже заметил, что они странным образом вообще никак не переносят стекла на глазах людей и ведут себя в такой ситуации совсем по-другому, не так как обычно.
Вообще-то никогда прежде Мотя очки не носил, не было в этом необходимости, да и были они без диоптрий, только лишь для того, чтобы отпугивать птиц.
И, в самом деле, сорока тут же нервно снялась с места и, тряся хвостом, отлетела чуть дальше. Правда к ней тут же присоединилась другая птица и обе они с обесточенного электрического провода стали следить за человеком, время от времени обмениваясь короткими трескучими вскриками.
Читать дальше