Лесса Каури - Фаэрверн навсегда (СИ)

— Знаешь, — вдруг сказал он, — когда мы сидим вот так, у меня спокойно на душе… Тихо, что ли… Даже в храме, после молитвы, такого не было!

‘Может быть, ты не тому молился?’ — чуть было не ляпнула я, однако вовремя сдержалась. Запрокинула к нему лицо. Двое стремятся в огонь любви, как бабочки — к свету, не думая о погибели! И как бабочки в паутине, мы с Викером запутались в наших отношениях. Мы, такие разные, как огонь и лёд, как небо и земля, как… монахиня Великой Матери и паладин Первосвященника. Нам бы бежать друг от друга, но с каждым днём мне все сложнее думать, что однажды он предаст меня, ибо того потребует его вера!

Он смотрел на меня сверху вниз серьёзно и печально. Неожиданно я поняла, что всё бы отдала, лишь бы избавить его от груза того, что он натворил, повернуть жизнь вспять, заставить его ступить на другой, близкий мне путь, который никогда не привёл бы его в Фаэрверн с обнажённым мечом в руках и пылом фанатика в сердце! От любви до ненависти, говорят, один шаг. От ненависти до любви — долгая дорога, начавшаяся на дымящихся развалинах обители, ставшей мне вторым домом…

Дрожащими пальцами я коснулась его сурово сжатых губ. Эта складка в углу рта появилась недавно — жёсткая полуулыбка, будто он постоянно насмехался над иронией судьбы, давшей ему в убийцы родного брата. Викер, Викер, как же мне спасти тебя?

— Тамарис… — беззвучно прошептал он, ловя губами мои пальцы и дыша на них теплом. — Тами…

Его ладони стали жёсткими. В них появилась сила, которая зажгла меня, как сухой мох от искры. У меня было много мужчин, — Богиня да простит мне как юношеские безумства, так и лёгкие, необременительные отношения во взрослый период жизни! — но ни с одним из них я не заводилась так, будто давала обет целибата, а потом преступила его! Закинув руки паладину на шею, с наслаждением вцепилась в мощные плечи, потёрлась грудью о его грудь. Каждое движение доставляло радость, простую радость бытия, каждый его поцелуй возвращал меня из мира теней, куда тянула память, заставлял ощущать себя живой. Горячие пальцы проникли под рубашку, огладили мою спину длинным, медленным движением, исполненным желания. Он был полон страсти, этот суровый с виду Воин Света, скрытой страсти, проявляющейся не с каждой женщиной. Мне хотелось думать, что только со мной он такой, женское самолюбие — самая упрямая вещь в мире! Однако я понимала — это не так! Его жизнь для меня, также, как и моя — для него, была тайной за семью печатями. Единственное, что я знала — королеву Атерис он не захотел! Интересно, почему?

Эта маленькая женщина была полна огня, который заставлял ар Нирна вспыхивать мгновенно. Только что плакала безутешно, и уже, постанывая, покусывает его губы, шею, грудь, распаляясь сама и распаляя его, бесстыдно тянет его рубашку из-за пояса брюк, шарит по нему сильными руками, сжимая ощутимо везде, куда может дотянуться. Хорошо, что есть близость — как пауза между мгновениями, как вздох перед шагом в бездну…

— Отчего ты не захотел Атерис? — спросила она в перерывах между поцелуями.

Слова подействовали на Викера, словно ушат с холодной водой. Он застыл и даже отодвинулся, будто она только что осквернила святыню. Впрочем, так и было — впервые он ощущал чувство к женщине чувством, а не простой похотью, а она вспомнила ту, которую вполне можно было считать символом греха!

Ответил, с трудом выталкивая слова:

— Не хотел её…

— Но она — красивая! — не отставала рыжая. — Любому было бы лестно, захоти его сама королева, разве не так?

Да, ему тоже было бы лестно, если бы не лязгала в нежном голосе сталь приказа! ‘Ложись, мой рыцарь, — приказала Атерис, жадно облизывая губы. Зрачки у неё были ненормально расширены. — Ложись и докажи мне, что ты — мой!’ Он знал тех, кто с удовольствием исполнял подобные приказы, его брат был одним из них. Знал и тех, кто не решился отказать… Более того, понимал — отказ обеспечит опалу. Но не мог заставить себя сделать это. Захоти он её первым, всё было бы по-другому! Но, глядя в блестящие от желания голубые глаза Атерис, ар Нирн чётко осознавал: он не желает становиться спальным мальчиком! И, вознеся молитву Единому об укреплении духа, ответил: ‘Нет!’

— Не знаю, — буркнул он и, столкнув с себя женщину, поднялся, оправляя одежду.

Тамарис растерянно смотрела на него, сидя на земле.

— Викер…

Он раздраженно дернул плечами, стягивая шнуровку у ворота рубашки. Прошлое не изменишь! Вопрос королевы и его ответ запустили неумолимый маховик судьбы. Жалел ли он о своем ‘нет’? Нет! Жалел лишь о потере брата. Думал, как и чем помочь ему, и с горечью понимал — слишком поздно. Душой и телом Астор ар Нирн предан своей греховной страсти.