Ганс Эверс - Избранные произведения в 2-х томах. Том II. Подменыш (роман). Духовидец (из воспоминаний графа фон О***)

Кто-то дотронулся до её плеча. Она вскочила.

– Синьоре! – торжествовал оборванец. – Синьоре!

Она сошла со ступеньки и посмотрела кругом, но ничего не увидела. Мальчик побежал обратно через сад в дверь. Она услыхала, как он громко звал:

– Синьоре! Синьоре!

Затем пришёл он. В белых ботинках, в белых штанах и рубашке, с пиджаком через руку. Высокий и белокурый, загоревший на солнце до красно-коричневого цвета. Вид – сияющий.

Она попыталась пойти навстречу, но зашаталась, удержалась на ногах, устремив на него взор.

Он тотчас же узнал её.

– Как – ты, Приблудная Птичка? – воскликнул он. – Боже мой, дитя моё, как ты выглядишь! – Он громко засмеялся. – Скажи, пожалуйста, ты окончательно, раз и навсегда отвыкла умываться? – Он увидел, как она слаба, обвил её стан рукой и горячо поцеловал.

– Ян, – пыталась она что-то сказать, – Ян, я сейчас же пойду дальше, я только хочу…

Но она ничего не могла больше сказать и крепко ухватилась за него, чтобы не упасть.

– Антония! – крикнул он. – Констанца!

Две женщины выбежали из дома, старуха и молодая. Ян отдал им распоряжение, и втроём они потащили её в дом. Эндри чувствовал?®как приласкал её кузен и словно издалека слышала его голос.

– Ну, ну, Приблудная Птичка, это – ничего, ровно ничего. Все снова будет отлично!

Затем как будто наступил сон. Около неё были две женщины, они поднесли к её губам стакан. В нем было вино. Она пила и ела, но не знала, что. Её раздели – она сидела в ванне. Без рубашки – совсем без рубашки! Коричневые руки мыли и вытирали её.

Она лежала в постели… Совсем тихо она прошептала:

– Теперь я лежу в кровати и сплю!

Ничего больше не было, кроме этого мягкого ощущения, ничего – в течение долгого времени… Драгоценнейший, глубочайший покой! И временами лёгкое пробуждение и снова приятное ощущение: «Теперь я лежу в кровати и сплю».

* * *

Открыв глаза и оправившись, она услышала какое-то прихлебывание. Перед нею стояла старая женщина. Она засмеялась, побежала и громким голосом крикнула:

– Синьоре!

Эндри осмотрелась. В комнате на мраморных плитах было много солнца. Окно стояло раскрытое настежь – около него вился виноград.

Вошёл Ян.

– Как ты, Приблудная Птичка? – воскликнул он. – Ты проспала тридцать восемь с половиной часов. Скажи-ка, ты привезла с собою какие-нибудь вещи?

– Нет, – засмеялась она. – Даже ни одного носового платка.

Он вытащил из кармана свой и бросил ей.

– Возьми пока мой. Это – единственное, о чем я забыл. Я так и думал, что ты не заберёшь с собою багажа. – Он указал на стул: – Это я купил с Антонией – платье, бельё, чулки, ботинки, надеюсь, подойдёт. Потом ты уж сама себе купишь, а на сегодня как-нибудь сойдёт. А теперь поторапливайся, Приблудная Птичка, я жду тебя завтракать на террасе.

Старая Констанца помогла ей одеться. Затем пришла молодая, Антония, завязала ей ботинки и причесала волосы. Они много говорили, но Эндри поняла только одно слово: «Синьорина».

«Синьорина» – это была она. Она снова была барышней. Не должна была больше стоять у корыта – о, нет! – ей прислуживали…

К завтраку подали белый хлеб и масло, сколько она хотела. Мёд и мармелад, ветчина и яйца. На тарелке – свежие винные ягоды и большие персики.

Эндри рассказала кузену о своём бегстве. Сказала, что приехала только посоветоваться с ним. Она знает, что не может у него остаться, и уедет, как только он пожелает.

– Почему я должен отправить тебя обратно? – спросил он.

– Да из-за этой женщины, – сказала Эндри. – Она ведь меня здесь терпеть не будет.

Он изумлённо взглянул на неё.

– Что за женщина не будет тебя здесь терпеть? Быть может, Антония? Или старуха Констанца?

Она выдержала его взгляд.

– Ты хорошо знаешь, кого я имею виду. Женщина, с которой ты живёшь, – из кафешантана. Знаменитая артистка, с которой ты ездил в Париж и на Мадейру, которая тебе писала письма…

– Умолкни, Приблудная Птичка, – засмеялся он, – для одного раза этого слишком много. В доме у меня нет ни одной женщины, кроме прислуги. И на Мадейре был без всякой женщины, если ты не имеешь в виду одну англичанку, несколько со мной флиртовавшую. Она провела целых три дня там. В Париже – это так. Туда я брал с собой женщину. Правда, не из кафешантана, но из театра. То была маленькая актриса. Я обещал ей показать Париж, когда удачно сдам экзамены. За это она мне благоволила. Две недели пробыл я с нею, затем она должна была вернуться в театр. И писем, конечно, она не писала. К этому она была неспособна. Кроме одной видовой открытки я от неё никогда ничего не получал. Про какие письма ты говоришь, Приблудная Птичка?