Руслан Лимаренко - Сила прощения. Том 1. Книга 1

– Сейчас я посмотрю, какая у тебя попка, детка. Ох, какая маленькая и кругленькая, – сказал один из подонков, разворачивая ее к себе.

Света больше не сопротивлялась: ее руки держали, она задыхалась. От резкой боли, пронзившей все ее тело, она потеряла сознание.

– Власта, где Света? – спросила Елена Михайловна, приехав на дискотеку, – она с тобой?

– Да она на улицу вышла, сказала, что ее там ждет Дима, у ларьков, минут пять назад, – ответила Власта, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Что? Что-то случилось? – спрашивала она Власту. – Костя, иди к ларькам, она там.

Константин Степанович, суетясь, выбежал из клуба и бросился бегом в сторону закрытых киосков.

– Кто здесь, что здесь происходит? – крикнул отец Светы, оттолкнув одного из подонков.

– А, папаша приехал, ну так на! Получай! – сказал один из них, замахиваясь на отца дубинкой.

– Что же вы, гады, делаете? – крикнул Константин Степанович, рванувшись в центр движущейся кучи.

– Подонки… – выдохнул отец Светы. «Они напали на мою дочь». И больше от этой мысли, чем от удара по голове, он потерял сознание.

Подонки подняли бездыханную Свету с земли и засунули в подъехавшие «Жигули», где сидел Утюг, который скомандовал:

– Засовывайте ее на заднее сиденье, и везем на дачу к Тиктинскому, там я ее трахать буду.

– А с этим что? – спросил Чемодан.

– Да похер на него, поехали. Живо!

– А где Чемодан? – спросил Утюг.

– Спит, – ответил кто из подонков.

– Как – спит?

– А вот так, ему вчера Брысь наркоту продал такую, что ему крышу снесло.

– Да? – удивился Утюг, – то-то я не мог понять, почему он эту суку так жестко имел, прям с цепи как будто бы сорвался.

– Прикол в том, что он ничего и не вспомнит, после такого наркотика.

– Не вспомнит? Это хорошо, – произнес в задумчивости Утюг, посмотрев при этом на Свету.

– Ну, что, очухалась, сучка? Сейчас отсосешь у меня, а если будешь кричать и сопротивляться, я тебе все зубы выбью.

Света вошла в состояние отрешенности, она не чувствовала и не видела ничего, только уже ласкающая боль ее растоптанной души затмевала боль физическую. «Когда же, Господи, все закончится?» – спрашивала она у Бога, плача и моля его помочь ей. Но только силуэт человека в черном, склонившийся над ней, слышал мысли ее.

– Бога ты не допросишься, ибо сказано: «Пути Господни неисповедимы». Или вспомни заповедь: «Если ударили тебя по левой щеке, подставь правую», – цитировал заповеди Библии странный незнакомец, появившийся в ее воспаленном сознании. – Так чего же ты Его о помощи просишь? Помощи не будет, ибо это он подверг тебя испытанию. Только я могу помочь тебе, но это стоит…

– Господи, – взмолилась она, – помоги мне сегодня, не оставь меня сегодня, – просила она Иисуса.

– А сейчас мы тебя ножичком пощекотаем, – сказал Утюг, поднеся лезвие к левому глазу Светы. Неожиданно с силой захлопнулась открытая ставня, вылетевшее стекло рассекло правую руку Утюга, пальцы его руки разжались, и он выронил нож.

– Она моя теперь, – прошипел Утюгу на ухо Дьявол. И то ли от боли, то ли от неожиданно возникшего в мозгу Утюга голоса, который наполнил душу его животным страхом, лицо Утюга исказилось мукой.

– Черт, – выругался он, перехватив левой рукой толчками бьющую из вены кровь, которая уже оставляла бурые следы на деревянном полу дома.

– И ветра вроде нет, – удивленно заметил кто-то из подонков.

– Всё! – скомандовал Утюг, дико кроя матом.

– Всем спать! Завтра вывезем ее за город.

Наступило утро понедельника.

– Собери телку, заверни ее во что нибудь, – сказал Утюг, левой рукой придерживая забинтованную кисть, – мы ее на свалке выбросим.

Тяжелые пасмурные облака грузно и медленно тащились по небу. Забытое всеми солнце тщетно пыталось пробиться сквозь тучи. Мелкий, но надоедливый дождь барабанил по крыше машины.

– Чемодан, останови здесь, – скомандовал Утюг, – открой багажник.

Выйдя из машины, двое подонков засуетились у багажника и, вытащив вскоре непонятный, большой и в то же время странный предмет, двинулись с ним вглубь свалки.

– Что выкидывали? – спросил очухавшийся Чемодан.

– Да так, мусор, – ответил Утюг, – накопилось за месяц.

– Что с тобой, Костя? – трясла за плечо мужа Елена Михайловна, мать Светы. – Ты живой? Очнись же.

Она провела рукой по его волосам, и рука коснулась чего то липкого. «Кровь?!» – и крик ужаса, страха, скорее за себя, чем за мужа, пронзил тусклую тишину ночи: