Брэм Стокер - Логово белого червя

Но чары все еще не рассеялись; долина смертной тени еще не была мною пройдена до конца; ненавистный фантом проследовал за мной и туда; немного пригнувшись, он уже стоял у самых перил и сооружал петлю на свободном конце своего жуткого вервия, точно готовясь набросить на меня лассо; увлеченный этой зловещей пантомимой, он улыбнулся, и было в этой улыбке столько порока, столько невыразимого ужаса, что мои чувства мне отказали. Как очутился у вас в комнате, я просто не помню.

Я сбежал, Дик, и поступил совершенно правильно, тут и спорить не о чем. За чудесное это бегство, покуда жив, не устану благодарить небеса. Никому не дано постичь или представить себе, что значит для создания из плоти и крови столкнуться с подобным — никому, кроме тех, кто это пережил. Дик, призрак коснулся меня, и могильный холод, пронизав мою кровь, добрался до костного мозга, и я никогда уже не стану прежним, никогда уже, Дик, никогда!

Наша горничная, перезрелая барышня лет пятидесяти с гаком, как я, впрочем, уже упоминал выше, давно оставила свою возню с корзинами и с открытым ртом и выпученными чернуми бусинками глаз под высоко воздетыми жиденькими бровями, поминутно оглядываясь через плечо, постепенно подвигалась к нам. В ходе повествования она вполголоса отпускала различные эмоциональные реплики, но эти ее замечания, ради простоты и краткости, мы здесь опустим.

— Частенько я слыхивала об этом, — заявила она теперь, — но до сих пор не шибко-то верила — хотя почему бы и нет? Разве ж матушка моя, там внизу, в переулке, не ведает страшных историй об этом, упаси Господи! Но вы не должны были ночевать в задней спальне. Она заклинала меня не входить туда даже днем, и не дай Бог какой христианской душе оказаться там в одиночку в ночную пору. Она уверяла меня, что эта спальня евонная.

— Чья же это спальня? — спросили мы хором.

— Ну, его, старого судьи, судьи Хоррока то есть. Упокой Господи его грешную душу. — Она затравленно оглянулась по сторонам.

— Аминь! — бормотнул я. — Но разве он умер именно там?

— Именно там? Нет, вроде не совсем там, — отвечала она. — Вроде как этот старый греховодник повесился на перилах, упаси нас Господи! А в алькове вроде как нашли ручки от скакалки и ножик, которым он их отрезал, собираясь повеситься, пронеси нас Господи! Это была скакалка экономкиной дочки, матушка мне частенько рассказывала, девочка потом не зажилась на свете, она почти не спала по ночам, кричала от страха; говорят, ее мучил дух судьи, и она постоянно вопила в потемках при виде большого дядьки со сломанной шеей, такими примерно словами: “Господи! Господи! Он изводит меня, он заманивает меня! Мамочка, милая мамочка, не отдавай меня ему!” В конце концов бедная крошка отдала Богу душу, и умники-доктора решили, что от чего-то там в мозгу, а что еще они могли выдумать!

— Как давно все это случилось? — спросил я.

— Ох, ну откуда ж мне знать! — отвечала она, — Но, должно быть, ужасно давно, так как экономка была совсем старой, с трубкой во рту и не единого зуба, никак не моложе восьмидесяти, когда моя матушка в самый первый раз выходила замуж, а говорили, что была очень миленькой и нарядной барышней при старом судье; а сейчас моей матушке уже самой под восемьдесят; и что было гаже всего в том, что натворил этот потусторонний разбойник, упокой Господи его душу, запугав бедное дитятко до смерти, так это то, о Чем все говорили вслух и во что верил каждый. И матушка моя подтверждает, что несчастная малышка была его собственной дочкой; так что, куда ни кинь, повсюду он выходит злодей, э, тот вешатель, какого до него не знавала Ирландия.

— Из того, что вы говорили нам об опасности ночевать в этой спальне, — заметил я, — можно сделать вывод, что существуют и другие истории о появлении там привидений.

— Ну, люди разное себе болтают, всякие чудные вещи, — отвечала она с нескрываемой неохотой. — А почему бы это привидениям тут и не появляться? Разве не в этой спальне он ночевал больше двадцати лет? Разве не в этом самом алькове он готовил веревку для своего последнего приговора, какой прежде назначал сотням людей получше себя? И разве не в этой кровати лежал он после смерти, и разве не там его положили в гроб, и не оттуда ли сволокли в могилу на кладбище у церкви Петра после решения коронера? Есть много историй, моя матушка знает их все, особенно об одном несчастном пареньке, Николасе Спейте, который заработал-таки неприятности на свою бедовую голову.

— И что же рассказывают об этом Николасе Спейте? — заинтересовался я.