Юлия Лилея - Стихия смерти

Он благодарно закивал травнице. Старик выпил целебный настой, вздрогнув несколько раз от обжигающего до самого нутра напитка, пообещал:

– Там много еще чего было. В другой раз расскажу.

Девушка улыбнулась и, поблагодарив, попрощалась с Талхой.

Следующим вечером, сменив повязки и смазав раны травяными мазями, Луз заметила, что старец болезненно морщится.

– Сильно нога болит?

Тот несколько раз прерывисто вздохнул и утвердительно кивнул в ответ.

– Потерпи, Талха, сейчас заварю кору, чтоб боли облегчить. Травница ловко развела небольшой костер, принесла две холстины, из одной достала – несколько кусочков коры и покрошила на дно котелка, из другой – стебли и листья вереса.

Тут старик, что с интересом следил за ней, спросил:

– Ой, это листья вереса что ль? С корой вместе замешиваешь?

Травница кивнула:

– Это снадобье мы с матушкой готовили, когда раны ещё не затянулись и ноют.

И продолжила готовить отвар. Она поворошила листочки вереса в котел, залила толчку доверху водой и в самом конце добавила стебли. Костер уже потихоньку догорал, травница разворошила угли и приспособила в них котелок, время от времени она помешивала булькающую жидкость и постаралась отвлечь старца от боли разговорами:

– Ловко ты листья вереса узнал!

– Ну чего дивиться? Ведь сколько лет ездил душистыми полями его.

– И правда, кусты вереса благоухали почти все время. Мы так привыкли к сладковатому аромату, что и не замечали его. Цветы – мелкие да лиловые цвели почти весь год, а вот созревал он в полную силу – летом. Из стеблей вереса масло давили, а листья годились для целебных отваров и снадобий.

Вдруг она огорченно замотала головой и остановилась, досадуя:

– Не умею я так складно сказывать, как ты.

Талха улыбнулся и успокоил травницу:

– Да всё ты умеешь. Я уже представил, как верес поспевает, хоть и видел растение повсюду. А вот как снадобья делаются и как траву срезают, ни разу и не задумывался.

Успокоенная Луз вновь продолжила:

– Как стебли наливались соком, тогда срезали их вместе с листьями, цветами и складывали в жбаны. Придавливали сверху тяжестью, а из отверстия, что сбоку проделано, стекало целебное масло.

Тут травница передвинула котелок на землю, взялась тряпицей за его край и слегка наклонив, ловко сцедила снадобье в чашу. Она протянула дымящееся густое варево старцу и наказала:

– Выпей залпом.

Талха, испив глоток за глотком питье, облегченно выдохнул и откинулся на лежак. Луз участливо взяла его за руку и продолжила:

– Масло вереса тут же разливали по сосудам и в прохладные погреба отправляли, а потом везли в столицу через месяц, как масло отстоится.

– Как и в этот раз. А после я и другие торговцы прикупали вересовы снадобья и отправлялись восвояси …

Не договорив, старик резко замолчал, будто что-то важное всплыло в памяти.

– Чего случилось?

– Да припомнил событие одно, когда был в Треве, перед нападением темной армии.

Девушка пристально вгляделась во встревоженное лицо старца и терпеливо ждала, покуда он молвит о произошедшем.

– Да в соседнем дворе, в котором я издавна останавливался, какая-то полоумная бабка всё ходила, про пожарище сказывала. Невысокая согбенная старуха, а голос такой визгливый, истошный, будто до костей пробирал. Как вечер наступал, так она выходила из двора и пронзительно выкрикивала, стуча клюкой по домам.

– Кровь повсюду, кровь! Ручьями потечет багрень! Ох, вскоре пепелище вместо царства нашего окажется! Огонь пожрет всё, нету спасения от них. Видела, я всё видела!

Мне аж самому не по себе становилось. Кто-то смеялся в ответ, а несколько семей сразу уехали в пограничное селице. Долго ей вещать не пришлось, накануне празднества напали темные силы и пожгли все дотла. Думали,

старуха-то полоумная, а вот сбылись её видения.

Талха замолчал и задумчиво глядел в прошлое. Луз придвинулась ближе и, потеребив старца за руку, зашептала:

– А у нас за неделю до празднества все масло покрылось изнутри сосудов мутной слизью, а когда вскрыли несколько бутылей, словно прогорклые помои, пенилось и кукожилось оно на земле. Ни одного снадобья не осталось из нового урожая.

Старец закивал и сокрушенно заметил:

– Ох, послушали бы старуху, сколько в живых людей осталось бы!

И они скорбно замолчали, вспоминая темные дни нападения, пожарищ и смертей. Новость об излечении безнадежно больного старика облетела поселение, и местные потянулись за помощью к Луз, и потекли вновь разговоры о приближающейся напасти – темной армии. Каждый раненый пересказывал, что ему пришлось вынести во время нападения. С некоторых пор по ночам девушку стали мучать кошмары, будто она на полу в темной комнатушке и знает, что вот-вот ворвется зло. Сердце начинало болезненно сжиматься, ей хотелось вопить от страха, но из пересохших губ не вылетало ни звука. Казалось, еще чуть-чуть, и она задохнется от ужаса. Со стоном облегчения Луз стряхивала с себя бязь паутины и страха, и сразу же ей вспоминался брат.