Люциус Шепард - Золотая кровь

– Бояться вам следует меня, – неожиданно сказала Александра, к немалому удивлению Бехайма. – Я ведь не из вашего рода. Если надо – убейте меня. Вам нет никакого смысла убивать Мишеля. Вы его хозяин, он будет вам повиноваться.

– Будет ли? – ответил Агенор. – У меня возникли сомнения. Сдается мне, что за это короткое время он успел сильно измениться. Если бы этого не произошло, вряд ли бы ему удалось так привязать вас к себе.

Взгляд Бехайма невольно скользнул в сторону, ему хотелось убедиться, что чугунная ставня покоится на месте, под слоем грязи и хвои.

Оставалось всего пять или шесть шагов.

Он был почти пьян от страха и возбуждения. Горящий в небе шар, казалось, полыхнул еще сильнее, залив поляну ярчайшим золотым светом, который стал как будто отвердевать вокруг них, грозя навеки замуровать сосны, валун и их троих, как насекомых в янтаре.

И тут Агенор остановился, а у Бехайма душа ушла в пятки.

– Подойди ко мне, друг мой, – сказал Агенор, протягивая к нему руки. – Дай я тебя обниму.

В его голосе не было ни насмешки, ни злорадства – напротив, казалось, он застыл в тоскливой задумчивости, склонив голову набок, сдвинув брови, опустив кончики губ.

– Не могу, господин, – сказал Бехайм. – Мне трудно сейчас.

– Мне тоже, – печально ответил Агенор. – Но какой смысл тянуть?

Он сделал еще несколько шагов и остановился в считанных сантиметрах от края ямы. Бехайм едва сдерживался, чтобы не прыгнуть вперед и не столкнуть его.

– Странно все сложилось, – раздумчиво проговорил Агенор.

– Поразмыслите-ка об этом, Агенор, – сказала Александра. – Хорошенько пораскиньте мозгами. Ведь вместе мы могли бы получить огромную власть – вы и я. Другой выход существует – вы могли бы в своих целях прибегнуть к помощи Валеа, которых я теперь представляю.

– Союз? – произнес Агенор. – Вы правы, будь это надежный союз, было бы здорово. Но кто поручится, что это будет именно так?

– Нет ничего проще, – ответила Александра. – Я могла бы сейчас убить вашего человека, сказать потом, что сделала это, узнав, что он убийца Золотистой, – разве тогда мое соучастие не было бы залогом нашего союза?

Бехайм изумленно смотрел на Александру, но она, не обращая на него внимания, не сводила взгляда с Агенора, ее красивое лицо вытянулось от напряжения.

– Забавно, – сказал Агенор.

– Все видели, как он вскинулся на Золотистую в ночь бала, – продолжала Александра. – Никого не удивит, если виновным окажется он. В его комнаты можно подбросить улики. А вы заявите, что с самого начала подозревали его, а приказав расследовать это преступление, надеялись, что он по ходу дела сам себя раскроет.

Агенор хохотнул и, обращаясь к Бехайму, сказал:

– Ну и штучка, а?

У Бехайма пропал дар речи, он теперь не просто боялся, он испытывал такое сильное смятение, что почувствовал почти физическую боль.

– Но что лежит в основе ее характера? – развивал свою мысль Агенор. – С каким поразительным внутренним проворством она сначала полностью отдается одному, а потом другому… – Он благоговейно покачал головой. – Боюсь, вы будете слишком отвлекать мое внимание, так что, сударыня, придется мне отказаться от удовольствия вступить с вами в союз, я лучше сделаю, как задумал. Но прежде, – он бросил взгляд вниз, на землю, и улыбнулся им, – прежде мне нужно решить, как перескочить через эту смехотворную ловушку, которую вы мне тут устроили. Так-так. Перепрыгнуть? Или лучше обойти? Что скажете?

Очевидно, по лицу Бехайма было видно, что он признал свое поражение, – Агенор, пристально глядя на него, от души рассмеялся и сказал:

– Ну, ну, Мишель! Ты ведь не так уж и надеялся на эту жалкую уловку.

– Да, не слишком. – Бехайм смотрел вниз, на свои руки: в эту предсмертную минуту они показались ему донельзя странными – живые хваталки, ими можно так ловко двигать, разве могут они навсегда исчезнуть? И тут в нем снова вскипел гнев. – Скажите, господин, все ваши идеалы, все эти грандиозные планы, благородные замыслы, которыми вы меня покорили, – это что, было всего лишь частью игры? Или это была причуда, вы хотели таким выглядеть для других?

Агенор ответил не сразу. Он смотрел вдаль, в чащу леса, туда, где за склоном холма поблескивала змейка воды, словно серебристая ленточка на ветках старой рождественской елки. Кровь у него на лице успела засохнуть, стерлась во многих местах, и теперь, со своими белыми волосами и красивым, но обезображенным лицом, он был похож на старого перерумяненного актера.