Далия Трускиновская - Монах и кошка (Кайдан)

– Если только про оборотня можно сказать, что он хорошего рода! сердито воскликнул Нарихира.

– Вот вы опять упоминаете нечисть. Вы действительно считаете, что Юкинари заморочила лисица, или привидение, или я уж не знаю что?

– Вы будете смеяться, но я сейчас действительно именно это и думаю.

– Тогда сделаем вот что, – решила госпожа Акико. – Я внимательно прочитаю все стихи. Допустим, кто-то из наших дам хочет сохранить тайну и дает стихи переписать кому-то совсем постороннему. Может быть, своей служанке…

– Ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк, возразил Нарихира. – Даже если она выучится женскому письму, никакого изящества в почерке не будет.

– Не перебивайте меня! – возмутилась госпожа Акико. – Я допускаю, что стихи переписывает некая сказочно одаренная служанка. Проверим сперва все обычные возможности, а потом уж перейдем к необычным. Так вот, я попробую понять, кто из наших дам вообще мог сложить такие стихи, не думая при этом о почерке.

– Попробуйте. Я-то этого знать не могу, в вашем дворце я переписывался только с Гэн-но-тюро. И кое-что мне показывали…

Он замялся, не желая называть молодых придворных, которые хвастались любовными письмами.

– Подождите. Я должна читать очень внимательно, не отвлекайте меня, пожалуйста, – попросила госпожа Акико.

Фудзивара Нарихира довольно долго просидел перед церемониальным занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были крупные ветки глициний на шелке цвета спелого винограда. Нарихира оценил вкус придворной даме и в подборе оттенков верхнего и нижних платьев – пурпурного, двух белых и трех бледно-лиловых. Потом он долго разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру. От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел великолепной, плотно сплетенной зеленой циновки с широкой узорной каймой, какие постилают только для самых знатных персон. А госпожа Акико все читала письма.

– Господин Нарихира! – вдруг позвала она. – Мне кажется, я поняла, в чем дело. Никакой придворной дамы, которая влюбилась в вашего друга, попросту нет! А пишет ему одна из служанок.

– Какая странная мысль! – воскликнул Нарихира. – Уж не хотите ли вы сказать, что служанка сочиняет такие прекрасные стихи?

– Нет, конечно! – и госпожа Акико негромко рассмеялась. – Я хочу сказать другое – это довольно начитанная служанка, что во дворце совершенно неудивительно. Она не сочиняет стихов – она довольно удачно применяет к случаю стихи одной замечательной дамы, которая умерла много лет назад. Во всяком случае, больше ста лет…

– И кто же эта выдающаяся поэтесса? – осведомился Нарихира.

– Оно-но Комати! – с торжеством объявила Акико. – Я не виню вас за то, что вы не узнали ее стихов. Теперь молодые люди хуже знают литературу, чем даже десять лет назад. Но вы оценили их по достоинству – и это тоже замечательно. Послушайте, какие великолепные строки!

И она прочитала:

– Все говорят, что очень долги ночи Порой осенней. Это лишь слова. Нам стоит встретиться – И сна не знают очи, И не заметим, как придет рассвет.

– Стихи действительно замечательные… – пробормотал Нарихира. Как это я мог их не узнать!

– А прочитайте другие! – госпожа Акико подсунула под церемониальный занавес листок белой с легким узором бумаги, по которому стремительными ручейками неслись вниз причудливые строки:

– Предела нет моей любви и думам, И даже ночью я к тебе иду. Ведь на тропинках сна Меня не видят люди, Никто меня не станет укорять!

– Неудивительно, что юный Юкинари поддался этому очарованию, сказала она, дав Фудзивара Нарихира время оценить стихи. – Ответьте мне лишь на один вопрос…

– Охотно отвечу.

– Была ли между ними… – госпожа Акико замялась, но все же спросила вполне открыто: – … любовная близость?..

– Я полагаю, что нет. И теперь никакой близости уже не будет, твердо отвечал Нарихира. – Я еще допускаю случайную связь с женщиной низкого происхождения где-нибудь в дороге, на постоялом дворе… такова мужская натура… Но в государевом дворце, где столько родовитых красавиц? Это было бы уж вовсе нелепо!

– Жаль мне бедную девушку, – госпожа Акико вздохнула. – Она очень находчиво заморочила голову вашему другу. И некоторые стихи из тех, что вы принесли, мне незнакомы. Может ли такое быть, чтобы дворцовая служанка выучилась стихосложению?