Наталья Антарес - Контролируемая авария

ГЛАВА VIII

Я никогда не считала себя глубоко верующим человеком и привыкла жить с твердым убеждением, что после смерти человека не ждет ничего, кроме мрака и тлена, а все эти религиозные сказки про чистилище придуманы священнослужителями, великолепно понимающими, насколько сложно заставить человека следовать закону божию, если над ним постоянно не довлеет страх неминуемой расплаты за совершённые грехи. Однако, на практике все оказалось совсем иначе, и когда ко мне начало постепенно возвращаться сознание, я вынуждена была констатировать, что загробный мир существует вопреки ключевым положениям научного атеизма. Более того, судя по нестерпимо высокой температуре окружающей среды, за непредумышленное преступление против человечности я автоматически отправилась прямиком в преисподнюю, благополучно миновав разного рода промежуточные звенья, и теперь моя заблудшая душа с шипением и треском поджаривалась в раскаленной жаровне дабы я на собственной шкуре прочувствовала, каково пришлось погибшим пассажирам авиалайнера.

Я до последнего тянула время и не открывала глаза в инстинктивном страхе увидеть огненные языки адского пламени, жадно тянущиеся к моей обугленной до черноты душе, но отчетливый звук чьих-то тяжелых шагов, внезапно раздавшийся буквально под ухом, вызвал у меня непреодолимое желание разлепить веки. Похоже, за особо тяжкие прегрешения бонусом к классическому набору вечных мук прилагалась еще и личная встреча с самим дьяволом, собственной персоной явившимся поприветствовать очередное пополнение в своем беспокойном хозяйстве. Ну а чего я, в принципе хотела? Нечего было молчать, как рыба, а сейчас уже поздно лить крокодиловы слезы: на моей совести жизни ста пятидесяти человек, и что действительно выглядело бы странно, так это если бы вокруг меня дружно шелестели крылышками серафимы, херувимы и прочие коренные небожители.

Говорят, у каждого есть свой персональный ад, где бесконечно материализуются наиболее жуткие кошмары конкретного грешника. К примеру, жестокий убийца навеки обречен слышать крики своих умирающих жертв, а бросившую ребенка нерадивую мать будут преследовать образы голодных и больных младенцев… Для меня изощренный ум владыки тьмы тоже подготовил мастерски адаптированный «спецпроект», и, распахнув глаза, я даже удивилась, насколько правдоподобно и красочно было реконструировано в аду место падения нашего самолета. Разбросанные повсюду обломки фюзеляжа, дымящиеся очаги пожара, изуродованные фрагменты тел пассажиров – на представшую передо мной картину нельзя было смотреть без содрогания, а всепроникающий запах горелой плоти и вовсе сводил с ума. Но дьявольская изобретательность одним этим, естественно не ограничилась: низко склонившийся надо мной второй пилот Урмас Лахт выглядел потрясающе реалистично, и я, наконец, осознала, какую именно кару определил для меня беспощадный хозяин преисподней. Отныне мне было предначертано целую вечность непрерывно созерцать последствия своей роковой ошибки, а иллюзия присутствия Урмаса была призвана многократно усугубить мои страдания ежесекундным напоминанием о том, что я могла бы предотвратить катастрофу, если бы мой разум не застилал туман беззаветной любви.

Спокойный, задумчивый, отстраненный, второй пилот стоял на выжженной земле среди обломков развалившегося на сотни мелких частей лайнера, и равнодушно взирал на разверзшийся вокруг нас ад, но, когда его серо-зеленые глаза остановились на мне, я заметила едва ощутимую тень недоумения, словно Урмас откровенно не ожидал снова пересечься со мной на том свете. А может быть, это была никакая и не иллюзия, а самый настоящий Урмас, в смысле, душа Урмаса: по идее, что мешало здешним прокураторам объединить два дела в одно и поместить нас в эдакий компактный двухместный адик, чтобы мы до скончания времен терзали друг-друга взаимными обвинениями на фоне превратившихся в кровавое месиво останков пассажиров и членов экипажа. Ну а что, по-моему, здорово придумано, и главное, обоим нам сполна воздастся по делам нашим!

– И ты тут…, – исключительно хладнокровно для очнувшегося в аду человека констатировал второй пилот, а его следующий вопрос своим поразительным цинизмом окончательно убедил меня в том, что я с филигранной точностью угадала содержание итогового вердикта председателя Страшного Суда, – ну и как, нравится тебе?

– Что? – на выдохе переспросила я, сосредоточившись на невозмутимом лице Урмаса и стараясь не смотреть по сторонам в жалкой попытке уберечь свою психику от неотвратимо приближающегося истерического состояния.